Джулия Смит - Король-колдун

За последние два года Атайя успела привыкнуть к ощущениям, которые испытывают заключенные — будь то бесконечные часы, проведенные ею в подземельях Делфарского замка или в монастыре Святого Джиллиана, — однако пребывание в крепости Мудреца показалось принцессе самым изнурительным. В эти часы решалась судьба ее страны, а отсутствие новостей из Кайта и невозможность прийти на помощь именно тогда, когда в ней особенно нуждались, лишали принцессу последней надежды. На седьмой день заключения в роскошной комнате Дрианы, которые Атайя провела, едва притрагиваясь к еде, приносимой Тулисом, игнорируя нерешительные попытки управляющего заговорить с нею и посылая ужасные проклятия на голову колдуна, заточившего ее здесь, принцесса поняла, что близка к помешательству.

Влажная неустойчивая погода, окутавшие остров серо-зеленые облака, которые словно медлили, не решаясь разразиться грозой, — все это еще больше усиливало беспокойство Атайи. То и дело принцесса подходила к окну в надежде разглядеть через затянутый туманной дымкой канал очертания северного побережья Кайта. Понимая, что это невозможно, Атайя все-таки пыталась уловить очертания монастыря Святого Джиллиана среди нагромождения далеких утесов. Еще год назад принцесса рассмеялась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что когда-нибудь она захочет вновь очутиться в его унылых и душных стенах. Там у Атайи оставалась слабая надежда на побег — бежать отсюда было невозможно.

Принцесса потеряла счет, сколько раз за последнюю неделю она подходила к этому окну, лелея безумные планы выбраться на свободу, спустившись вниз по каменным стенам крепости. Даже подойдя к самому окну, Атайя не могла дотронуться до него — связывающие заклинания закрывали окно, равно как и двери, словно невидимый покров.

— Боится, видимо, что я предпочту выпрыгнуть из окна и разбиться насмерть, чем стать его женой, — проворчала принцесса, когда впервые обнаружила покровы.

Атайя постоянно напоминала себе, что, даже если бы ей и удалось бежать из крепости, она все равно никогда не смогла бы покинуть остров без гроша в кармане, и не имея возможности воспользоваться ни единым заклинанием.

Единственным обстоятельством, которое не позволило принцессе погрузиться в совершенное отчаяние, было то, что на сей раз она переносила воздействие запечатывающего заклинания гораздо легче, чем прошлым летом. Тогда Атайя потеряла память в первый же день испытания, утратив всякое представление о времени, сегодня же единственными неприятными последствиями печати являлись ощущение забитой шерстью головы и склонность натыкаться на предметы, если она не следила за собой. Атайя не знала, почему так происходит, — ведь заклинание Мудреца было гораздо мощнее, чем то, что наложил когда-то Алдус. Временами принцессе казалось, что заклинание Мудреца беспокоит ее, словно плохо сшитый башмак, натирающий ногу. Присутствие заклинания ощущалось постоянно, его путы были прочны и неумолимы, словно сделаны не из простой веревки, а из железа. Вероятно, решила Атайя, прошлый опыт сделал ее менее восприимчивой к воздействию блокировки, и это позволяет переносить настоящее испытание гораздо легче. Или, может быть, с надеждой подумала принцесса, небрежность Мудреца в наложении заклинаний возросла, и теперь в его заклинаниях еще больше силы, чем мастерства, если судить на примере их недавнего перемещения на Саре.

Тулис в обычное время принес ужин — рыбу, судя по запаху, — и обнаружил принцессу перебирающей обширный гардероб Дрианы, оставленный хозяйкой. В конце концов Атайя пришла к заключению, что после недельной носки ей следует сменить одежду. Принцессе была ненавистна мысль воспользоваться вещами, принадлежащими Мудрецу, однако измятый вид ее шелкового платья, такого прекрасного в день, когда Дарэк произносил речь в Кайбурне, внушал отвращение даже ей самой.

— Сегодня я принес вам белорыбицу, — сказал управляющий, легко преодолевая наложенное на дверь связывающее заклинание — заклинание, заставляющее Атайю чувствовать себя так, словно раскаленные когти впивались в голову, когда она подходила к двери слишком близко. — А также бутылочку эваршотского вина с материка прямо из подвалов его светлости — я подумал, оно должно порадовать вас.

Атайя слегка нахмурилась, больше по привычке, нежели ощущая настоящее негодование, и отложила в сторону одеяние из бледно-желтого шелка, решив, что, облачившись в этот цвет, она будет выглядеть достаточно ужасно. Всю неделю Атайя вела себя с Тулисом крайне неприветливо, но сейчас, почувствовав облегчение от того, что снаружи наконец-таки пошел дождь, она ощутила некоторую вину перед ним — Тулис показался ей вполне любезным и доброжелательным человеком, всего лишь честно исполняющим свои обязанности. Управляющий очень напоминал принцессе Кейла — та же зрелость и стойкость, та же нелюбовь к пустым разговорам и глубоко спрятанные от взгляда поверхностного наблюдателя сострадательность и порядочность.

Что он делает здесь, подумала Атайя, служа человеку, который начисто лишен этих качеств?

Принцесса закрыла дверь шкафа и прислонилась к ней.

— Почему вы служите ему?

Ошеломленный вопросом Тулис поставил поднос на стол. Управляющего поразило даже не то, что за последние шесть дней это была первая фраза, произнесенная принцессой, а то, что никто не задавал ему ранее подобного вопроса.

— Он — Мудрец. Мы все должны служить ему.

— Ну да, это мне известно. Но почему?

Задумавшись, Тулис сложил полотняную салфетку на тарелке Атайи в форме морской раковины, затем наполнил бокал прекрасным кайтским вином.

— Он всегда был хорошим господином для нас, миледи. И он хочет того же, чего и вы, — лучшей жизни вашему народу.

— Верно, но я при этом никогда не хотела узурпировать трон моего брата.

Видно было, что Тулис не горит желанием оспаривать это утверждение. Он беспокойно нахмурился, и Атайя впервые подумала о том, как ловко Дамероново пророчество обходит то обстоятельство, что для того, чтобы Мудрец острова Саре завладел короной Кайта, кто-то должен ее лишиться.

Принцесса села на стул, который Тулис подвинул ей, и рассеянно сделала глоток вина. Мягкий знакомый вкус на мгновение успокоил Атайю, однако затем заставил принцессу заново ощутить тоску по дому.

— Он хочет сделать меня своей женой, — заметила Атайя, в то время как Тулис зачерпнул ложку колотого миндаля и посыпал им кусок рыбы.

Управляющий кивнул, прекрасно осведомленный о ее взглядах на сей счет.

— Знаю, он говорил об этом… после того, как леди Дриана покинула нас.

— Покинула? Скажите лучше, что он выгнал ее.