Виталий Каплан - Круги в пустоте

— Да я как… — Петрушко замялся. — Слова «огурчик» в здешнем языке не существовало, а с ходу решить, каким местным плодом его заменить, Виктор Михайлович не смог. — Лучше пойдемте к Вестнику. Время дорого.

Время и впрямь было дорого. И сколько этого времени бессмысленно и глупо убили в спорах с не желавшим ничего слушать Пашей, с язвой Семецким, с другими… умными, осторожными… Холодные руки, чистые головы… Все они, естественно, хотели как лучше, они сомневались в бойцовских возможностях полковника Петрушко, они лучше знали, на каком месте он наиболее оптимален для страны вообще и для УКОСа в частности. Слушать их было тяжело, но приходилось слушать — и спокойно доказывать, что больше в Оллар идти некому. Послать какого-нибудь накачанного парнишку из команды Семецкого? Ну и толку? Во-первых, хочешь не хочешь, а пришлось бы раскрыть тайну о сопределье. Во-вторых, что он, собственно, поймет за несколько дней пребывания в «загранке»? А понять следовало. Всем и так было ясно — дверь в Оллар теперь уж не закроешь, и дай Бог хотя бы ее контролировать. Без информации оттуда — никак.

Виктор Михайлович уже и про Лешку не упоминал — из тактических соображений. Пускай уверятся, что он в норме, что он уже не намерен рвать и метать. Пускай думают, что Лешка — побочная цель, а главное — это дипломатическая миссия.

Труднее всего было с Настей. Врать о неожиданной командировке не хотелось, да и не поверила бы она, что верный супруг может бросить ее в такой момент ради каких-то очистных сооружений на Урюпинском мясокомбинате. Пришлось скормить ей точно дозированную правду.

Настя лежала на тахте — лицом вниз, вялая, безвольная, сразу постаревшая лет на десять. Да, пока ее держали на транквилизаторах, но долго-то это продолжаться не может… — Вот что, Настя, — сказал он, зажигая в комнате свет. — Послушай меня, пожалуйста. Есть важные новости.

— Ну? Что? — вскинулась она, резко поднимаясь. Копна медного отлива волос взметнулась в воздухе, у Петрушко сердце защемило от нежности и жалости.

— Не волнуйся, ничего страшного, скорее, даже наоборот.

Присев рядом, он осторожно обнял ее за плечи — напряженную, готовую прямо сейчас разразиться то ли смехом, то ли слезами.

— Мне сегодня позвонил на работу Дронин. Ну помнишь, тот мой друг, майор, из угрозыска. Есть сведения, что Лешку видели в Нижнем Новгороде. Ну, или кого-то очень похожего. Видели в компании беспризорников. Розыск же ведется, фотографии всюду разосланы, их, очевидно, в милиции на всякий случай показывают разным там… ну, короче, завсегдатаям этих мест. И вот кто-то опознал. Вроде как видел на вокзале.

— И как? Его нашли? — Настя рванулась к нему, обхватила, жарко задышала в щеку.

— Увы, — махнул рукой Петрушко. — Ну ты же понимаешь, как они ищут. Ни шатко, ни валко. Ну, предупредили вокзальных милиционеров, те особого рвения не проявили, за полторы тысячи рублей какое рвение? В общем, так. Надеяться на милицию особо не стоит, я сам туда поеду. И я его найду.

— А на работе? Отпустят? — в голосе ее дрожали несостоявшиеся слезы.

— Куда они денутся, — устало усмехнулся Виктор Михайлович. — Я уже оформил отпуск за свой счет, пока на две недели, а надо будет, позвоню оттуда, продлю. У нас ведь тоже люди, они же все понимают…

— А жить там где?

— Где-где? В гостинице, вот где. Не бойся, цены там не кусачие, это же все-таки провинция. Какие-то накопления у нас все же есть. Да и не в пятизвездочный же отель вселяться…

— Вот что, — решительно заявила Настя, поднимаясь с тахты, — я поеду с тобой!

Приятно было смотреть, как бледность покидает ее лицо, как загораются привычной энергией глаза. И жаль ее разочаровывать.

— Нет, Настя, это совершенно невозможно, — заявил он. — Ты мне там будешь только обузой, гораздо важнее тебе сидеть здесь, на связи. Потому что, пойми, это лишь надежда, версия — а вдруг все иначе? А вдруг это ложный след, и на самом деле он где-то здесь? Представь — он явится домой, голодный и оборванный, а дверь заперта, нас обоих нет. Так нельзя, дорогая, кто-то, как в том анекдоте, должен оставаться в лавке.

— Но по крайней мере ты будешь оттуда звонить? — нехотя сдалась Настя.

— Я постараюсь, — кивнул Петрушко. — Но не могу стопроцентно гарантировать. Ты пойми, что такое вокзальные бомжата. Сейчас они на вокзале, через пять минут сели в электричку и покатили куда-нибудь в Гороховец или в Шахунью. Возможно, мне придется мотаться по всей области, с телефонами в этой глухомани напряженка, а мобильник там плохо берет… Так что звонить просто так, чтобы позвонить, я не обещаю. По возможности. Но разумеется, как только я получу конкретную информацию, я тут же дам тебе знать.

— Да… — протянула Настя. — Я представляю, с какими отбросами тебе придется иметь дело… Ведь это же опасно! — вдруг вскинулась она. — Тебя же могут зарезать, опоить, отравить… заразить…

— Венерической болезнью «спидифилис», — в тон ей поддакнул Виктор Михайлович, и Настя зашлась нервным смехом. — Не забивай голову глупостями. Ты ведь знаешь, я очень осторожный и расчетливый, и у меня есть подход к людям. Они ведь тоже люди, Настя, все эти бездомные, алкоголики, проститутки, наркоманы… и если с ними по-человечески, то и они не загрызут. Так что все будет хорошо. Слушай, а у нас есть пельмени? — спросил он без всякого перехода.

— Есть, а что? — рассеянно проговорила Настя.

— Свари, а? А то так кушать хочется, что переночевать негде…

Обиталище Вестника ничем особым не выделялось. Две сравнительно небольшие комнаты с грубыми каменными стенами. Здешняя цивилизация, похоже, не только до идеи обоев или ковров не доросла, но даже и досками стены не обшивает. Правда, судить рано — ничего другого он тут еще не успел рассмотреть.

В первой комнате на низкой скамье сидело двое молодых людей в таких же широких белых балахонах, как и у его спутника. Но только у обоих висели возле пояса длинные, чуть изогнутые кинжалы… Как-то не по-монашески это, мимоходом отметил Петрушко.

— Входите, — привстав, поклонились обладатели кинжалов. — И да пребудет с вами милость Единого.

— И вам того же, — вежливо кивнул Петрушко, толкая тяжелую, окованную медными полосами дверь.

Вестника Алама он узнал сразу. Трудно не узнать того, с кем не столь уж редко виделся по астральной связи. Только сейчас это загорелое и чуть ли не до глаз заросшее бородой лицо глядело не из серебряной миски. Вестник сидел в массивном, темного дерева, кресле, перед небольшим наклонным столиком, чем-то смахивающим на парту, за которой когда-то сидел первоклассник Витя Петрушко. На столике лежали какие-то желтого цвета бумажные свитки (или то не бумага, а пергамент?), из простой глиняной чернильницы торчали длинные тонкие палочки, наверняка какое-нибудь стило или писало, вроде тех, что можно увидеть в исторических музеях.