Виталий Каплан - Круги в пустоте

— Да, — жестко произнес кассар. — То есть я не хочу этого, мальчик, мне это противно, но другого пути нет. Только он, Господин мрака, может нас отсюда вытащить. Больше никому не под силу. Только Тиура-Гьянни-Лоу, покровитель того, к кому мы и так направлялись…

Он шагнул к Хьясси, крепко взял его за локоть.

— Господин! — пытаясь отодвинуться как можно дальше, тонко закричал мальчишка. — Господин, не делайте этого! Нельзя, после этого уже вам не будет прощения. Вы лучше просто убейте, только не это!

— Какая тебе разница? — раздраженно бросил кассар. — Так или иначе, а жизнь подошла к концу. Еще несколько минут — и вспыхнут бочки с маслом. Поверь, Хьясси, так тебе не будет больно. Пойми же ты, гореть — это гораздо больнее.

— Да вы что? — вскинулся Митька. Происходило что-то страшное, не укладывающееся в голове.

— Митика, — непривычно мягко сказал кассар, — постарайся понять, что иначе нельзя. Иначе я не спасу тебя, не осталось уже других путей. Да, это неприятно… и ты, быть может, проклянешь меня, но это уже ничего не изменит. Я принял решение. Господин мрака получит свой дар. — Он указал свободной рукой на брыкающегося Хьясси.

Митька вскочил на ноги. Плевать на боль в пятке, плевать, что кружится голова. Неужели сейчас повторится то, что уже было когда-то в ночной степи? Очерченный клинком круг, теплая кровь, стекающая вниз… только на сей раз не конская…

Под руку сам собой подвернулся чей-то изогнутый клинок. Изо всех сил сцепив пальцы на длинной витой рукояти, Митька медленно пошел на кассара.

— Я вам не позволю, — свистящий шепот вырвался из его пересохшей глотки. — Я убью вас…

Глупо это все прозвучало, неубедительно. Как у восьмиклассника в школьном драмкружке. С той лишь разницей, что вместо сцены была дощатая палуба.

— Митика, — так же мягко повторил кассар, неожиданно оказавшись сзади, — успокойся. Ты все равно не сможешь ничем помешать.

Короткое движение ладони — и хрустящая, острая боль затопила Митькино запястье, сама собой разжалась ладонь, кассар аккуратно вынул из нее меч и не глядя швырнул за борт. Короткий плеск — и река приняла добычу.

— Прости, мне придется временно обездвижить тебя, — с сожалением произнес кассар и вдруг, без всякого замаха, ударил его пальцем под ребро.

Что удивительно, не было боли. Вместо нее родился холод — сухой, безжалостный, не оставляющий надежды. Митька привалился спиной к мачте, попробовал было вскочить — и тут же понял, что не в силах пошевелить ни единым членом. Тело не то что не слушалось — его вообще не стало. Просто масса, пятьдесят кило того, что когда-то было живым и теплым. А сейчас — как курица в морозильной камере.

— Мой Наставник может это делать словом Силы, — чуть улыбнулся кассар. — Мне такого умения не дано, приходится пользоваться рукой. Потом это пройдет, не волнуйся.

Медленно, невыносимо медленно Харт-ла-Гир вытянул откуда-то толстую веревку, так же медленно скрутил Хьясси руки, потом перетянул несколькими витками ноги, закрепил узлом. Бережно взял на руки, опустил на палубу. Брезгливо отшвырнув мешающиеся тела убитых, расчистил вокруг извивающегося мальчишки пространство.

Митька хотел крикнуть — не получилось. Воздух с легким шипением ушел внутрь. Ни сдвинуться, ни сказать ничего. Оставалось лишь молча наблюдать за происходящим.

Кассар вынул из-за пояса нож, опустился на корточки и принялся проводить им по доскам палубы. Да, это не в степи, не на земле… Мышцы его вздувались чудовищными буграми, на лбу набухли вены, но лезвие, глубоко вонзившись в дерево, медленно ползло по часовой стрелке, замыкая вокруг Хьясси круг.

Хьясси молчал, уставившись на нож темными, полными отчаянья глазами, и Митька понял, что кассар и его приморозил.

А Харт-ла-Гир довел круг до конца и, угрюмо напевая какую-то белиберду, принялся чертить ножом по краям круга странные, похожие на пауков знаки. Постепенно к ним прибавлялись стрелки, лучи, какие-то хвостатые звезды. Казалось, он никуда не торопится.

Успеет или нет, растерянно думал Митька. Может, бочки все-таки рванут раньше? Потому что лучше уж испепеляющее пламя, чем вот это — тягучее, пакостное, выматывающее душу.

Потом кассар, закончив чертить знаки, выпрямился, с силой, не жалея, полоснул себя ножом по запястью — и пошел внутри круга, против часовой стрелки, стряхивая на доски темную, остро пахнущую кровь.

Этой же кровью он заново нарисовал намеченные лезвием символы, теперь они виднелись отчетливо, нагло, как злобные, дождавшиеся своего часа насекомые.

Внутри внешнего круга, рядом с неподвижно лежащим Хьясси, он окровавленной ладонью прочертил круг поменьше и тоже что-то изобразил по его краям. При этом кассар непрерывно пел непонятные заклинания — низким, утробным басом.

Затем он выпрямился, поднял голову к небу и негромко произнес:

— Тиура-Гьянни-Лоу, Господин изначального мрака, слышишь ли ты меня? Я, хаграно Хиури-Тлани, по мирскому имени Харт, владетель земли Гир, вызываю тебя из тьмы. Кровью своею обозначаю твое первое имя, словом своим называю имя твое второе и мыслью произношу тайное имя третье. Знаешь ты, Великий Господин, мои пути, знаешь мой долг и видишь беду. Нет спасения отроку, взятому из Железного Круга, и потому смерть приблизилась к сообществу избранных, к великому Тхарану, а значит, и вам, Высоким Господам нашим, грозит неизбежная гибель, ибо и вы, боги, нуждаетесь в посредниках. И лишь ты, Тиура-Гьянни-Лоу, можешь спасти нас обоих, ибо властен над скрытыми дорогами и тонкими слоями… Спаси же нас, спаси наше дело, перенеси в безопасное место, в замок твоего верного слуги, великого кассара Диу, владетеля земель Тмер. Залогом же и платой да будет тебе вот это дитя, его кровь и его дыхание. Возьми свою плату, Господин мрака, возьми ее!

Митька тщетно пытался зажмуриться. Без толку — ни отвернуться, ни закрыть глаза, ни провалиться в спасительный обморок… Пришлось глядеть, как широкое лезвие впивается в беззащитное ребячье горло, как буйным фонтаном взлетает в теплый воздух кровь — и опадает, растекается внутри круга. Тело Хьясси несколько раз дернулось — и затихло, точно игрушка, в которой лопнула самая главная пружинка.

И сейчас же раздался гром. Казалось, он доносился отовсюду, низкий, прерывистый гром, похожий на чей-то удовлетворенный смешок. Небо, еще минуту назад ясное, стремительно темнело, заволакивалось густыми, стального отлива тучами. Сверкнуло несколько молний — одновременно, точно по кораблю выпустили вереницу блистающих голубых стрел. Воздух закрутился бешеной воронкой, она — Митька видел это совершенно отчетливо — уплотнялась, росла, набирала силу. Внутри нее постоянно рождались и исчезали странные, ни на что непохожие формы, и воронка эта приближалась, засасывая все, что оказывалось у нее на пути.