Александр Дихнов - Три луны Кертории

Разумеется, начинать разговор, пока я атаковала блюдо с канапе, он и не пытался, поэтому мне, чтобы не терять инициативу, пришлось невежливо буркнуть с набитым ртом:

— Итак, вы хотели узнать, что происходит?

— Да.

Теперь выдать заранее заготовленную фразу ничто мне помешать не могло, и я спокойно дожевала, глотнула вина, после чего сообщила:

— Ничего сверхъестественного. Просто в разгаре очередной заговор за господство над миром, и вы случайно оказались в его центре.

Реакция Девейна лишь фрагментарно совпала с ожидаемой — любопьггство и, возможно, недоверие; он чуть прищурился и уточнил:

— Что значит «над миром»?

— О, в самом общем смысле — над всем миром. Керторией, Галактикой.

Герцог задумался, но с ходом своих мыслей ознакомить меня не торопился, а разгадать их я даже не пыталась. Вывод его, впрочем, был прост и безукоризненно логичен:

— Раз уж, герцогиня, вы между делом поставили меня в известность о существовании такого заговора, то несомненно собирались сообщить подробности. Я вас слушаю.

И я охотно пустилась в изложение — той части, где вскрывалась подоплека завещания Торла и инфильтрации керторианцев в Галактику, не забыв упомянуть, что инициаторами всего проекта были Принц и Ректор. Девейн слушал расслабленно, но внимательно, а когда я взяла паузу, перед тем как перейти к событиям последних недель — были тут, знаете ли, некоторые трудности, — вновь продемонстрировал хороший образчик дедукции:

— Извините, я вам не то чтобы не верю, но… Хорошие керторианские заговоры имеют обыкновение срабатывать. Насколько я понимаю, у этого и конкретных противников-то нет, но все происходящее сейчас выглядит со стороны как жестокая борьба.

— Вы правы. Тут… гм… недавно выяснилось, что у авторов проекта планы на будущее существенно разнятся.

Он, похоже, оценил мою лаконичность.

— И что же это за планы?

— К чему стремится Его Высочество, пока выше моего понимания, а Анг Сарр просто собирается извести всех своих противников. Для начала он решил прибрать к рукам королевские регалии — у вас ведь придают большое значение символам. А заодно тем самым кардинально осложнить жизнь другим претендентам на трон, буде они появятся.

— Вы хотите ему помешать? — Надо же, ни тени иронии.

— Да. А вас бы он устроил в качестве Короля Кертории?

— Мне это безразлично, — сказал он таким тоном, что трудно было не поверить. — Но почему?.. Почему вы — и, очевидно, герцог Галлего — оказались на стороне Его Высочества?

— Хм… С Ранье все не так просто, а я… Ну все-таки я его дочь.

Он моргнул. Однако этим его реакция не ограничилась. И хотя мое признание, безусловно, изумило герцога до крайности, но, как ни странно, совершенно не напугало, а следующая его фраза дала понять, с каким уважением относятся на Кертории к Принцу:

— А Танварт-то совсем дурак.

Слова Девейна меня изрядно порадовали, тем не менее неизбывное чувство противоречия промолчать не позволило.

— Вряд ли он не отдает себе отчет в том, в какую игру собирается включиться на правах равноправного участника. Просто считает, что сможет справиться с ситуацией. Тут это, знаете ли, многим свойственно.

— Это вы верно подметили. Вашему мужу, например. Он тоже так считал.

Оставить реплику без внимания было бы умнее, но…

— Да уж, вечно с ситуациями такая ерунда. Но вам-то, конечно, это только на чужих ошибках известно.

Он не разозлился, а лишь как-то странно посмотрел сквозь меня и чуть повел рукой, словно отгоняя воспоминания.

— Боюсь, наша беседа принимает излишне философский характер. Вернемся к вашей истории. Не сомневаюсь, что вы можете мне рассказать еще о множестве интересных событий, но большой необходимости в этом нет. А вот чего я не могу понять, так это как вы оказались на Кертории?

— Через портал на…

— Я не об этом. Принц умен и осторожен. Меня крайне удивляет, что он решился отправить вас сюда. Или это была ваша собственная инициатива?

— Скажем так, он мог этого не допустить, но не стал.

Лицо старого герцога неожиданно прорезала усмешка.

— Не вы ли тут недавно проходились насчет людей, излишне уверенных в собственных силах?

— Между прочим, я пока жива и здорова.

— Но я легко могу это исправить. Окончательно и бесповоротно.

Тут я все-таки заткнулась, и, надо отдать Девейну должное, тему он развивать не стал.

— Что же двигало вами в желании попасть на Керторию?

Очень хотелось заметить, что вряд ли его вопрос относится к делу, но, с другой стороны, когда еще выпадет случай честно на него ответить…

— Глупость, как вы и указали. Также любопытство. Л еще желание пешки сделать такой ход, которого от нее не ожидают, который в принципе не считают возможным.

— Пусть так. Но после нашей последней встречи я навел справки, и выяснилось, что еще до вашего прибытия в столицу имели место два покушения на вашу жизнь, а потом ваше положение стало и вовсе… шатким. Почему же вы не остановились? Что удерживает вас здесь?

— Одно незначительное обстоятельство, — фыркнула я. — Невозможность отсюда выбраться.

— Похоже на недосмотр со стороны Его Высочества, — в тон ответил герцог. — А если бы могли?

— О, если бы я могла покинуть эту прекрасную планету, которую уже начинаю тихо ненавидеть… Как по-вашему, герцог, что предпочтительнее: расписаться в собственном бессилии справиться-таки с ситуацией или идти до конца?

Тут он меня удивил, поскольку довольно резко встал, произнес:

— Что ж, герцогиня, благодарю за беседу, я еще зайду. — И, удостоив меня микроскопическим кивком, удалился.

Единственный вывод из нашей встречи, который пришел мне в голову, едва за моим новоявленным тюремщиком закрылась дверь, можно было сформулировать так: если вспомнить, что Ранье был влюблен в дочь герцога Девейна, то она была совершенно не похожа на отца. Исключительно полезно, конечно…

Следующие два дня прошли вяло и тоскливо. Герцог визитами не баловал, правда, распорядился о некотором смягчении условий моего заключения, для чего камеру оборудовали шнурочком, дернув за который я могла вызвать слугу и изъявить свои пожелания. К сожалению, потребовать, чтобы меня развлекали, наглости не хватило, и проблема, чем бы себя занять, очень быстро встала с печальной остротой. Размышления над собственными действиями были слишком грустными, а над мотивами и возможными поступками Девейна — бесплодными… Ну, относительно бесплодными, поскольку с герцога мои мысли в какой-то момент переключились на Ранье, и очень к месту вспомнился краткий рассказ «моего благоверного» о пребывании в заключении на «Прометее», где он коротал время, обучая парить в воздухе одинокую сигарету. Конечно, с одной стороны, левитация — фамильный талант Галлего, а вовсе не Элерионов, но с другой — попробовать определенно ничто не мешало.