Ольга Голотвина - Знак Гильдии

По всему берегу пылали костры. Прямо на каменистой земле стояли глиняные блюда с угощением. И гости тоже расположились на земле, причем мужчины подстилали спутницам свои куртки и плащи. Айрунги умилялся при виде этой деревенской галантности.

Его удивило отсутствие столов или хотя бы скатертей, но Вьянчи объяснил ему эту странность.

Оказывается, в незапамятные времена – еще до Джайгарша – произошло ужасное событие: остров затрясся так, что чуть не рассыпался. Некоторые скалы пополам раскололись! В ту пору случился на Эрниди колдун «с того берега». Он и растолковал жителям, что остров на них гневается. Они, мол, все море хвалят: оно кормит человека, все блага ему дает... А сами на земле рождаются, на земле жен любят, да и умереть мечтают на земле, лечь на честный костер. Вот остров о себе напомнил. А если эрнидийцы и впредь будут неблагодарными свиньями, он и вовсе под воду уйдет.

С тех пор островитяне стараются все праздники, если позволяет погода, справлять прямо так – на земле. Вроде и сам Эрниди – среди веселых гостей.

Айрунги, растроганный легендой, поднял кубок за процветание острова и отдал должное угощению.

Главное место на каменном «столе» занимала, конечно, рыба. Она была так разнообразно приготовлена и так искусно приправлена травами, что иной повар из богатого дома «с того берега» не счел бы для себя зазорным пошушукаться со здешними хозяюшками насчет кулинарных секретов.

Были грибы, свинина, копченая гусятина, овощи, козий сыр и – верх роскоши – пироги и лепешки, причем ради праздника в привезенную издали муку не были добавлены толченые коренья.

Все это, разумеется, поглощалось не всухую. Айрунги успел уже оценить местную настойку из ягод терновника. Но это же была свадьба сына трактирщика – и вволю было вина, причем неплохого, Вьянчи не поскупился.

И не стоит удивляться тому, что дружеский пир перешел в веселое гулянье. Женщины с ловкостью фокусников убрали опустевшие тарелки и кубки. Первым ударил каблуками в землю перед зардевшейся молодой женой сам Лянчи – по-матерински статный, с хмельной улыбкой на круглом, как у отца, лице.

И на берегу вспыхнула пляска!

Именно вспыхнула! Айрунги не ожидал от спокойных, с виду неповоротливых рыбаков такого темперамента. Ох, и досадно будет парням утром смотреть на то, что останется от их разнесчастной обувки! Ох, и гром выбивают из камней подбитые гвоздями башмаки! А женщины вьются меж костров, и каждая сама – язык пламени, и каждая дразнит и завлекает, обещает и лжет, манит и отталкивает!

Каждая? В какой-то миг свершилось злое чудо. Только что Айрунги спокойно восседал на днище перевернутого бочонка, снисходительно переводил взгляд с одного раскрасневшегося личика на другое, с удовольствием оценивал и сравнивал. И вдруг привычная легкая свобода полетела под каблучки маленьких деревянных башмаков и была растоптана в осколки! И вот уже взор намертво прикован к мечущейся во все стороны гриве бронзовых волос... к загорелым рукам, которые подхватили подол и дерзко взмахивают им в такт пляске... к золотистым круглым коленям, которые на миг открывает этот неистовый подол и тут же прячет, словно прибой откатывается от прибрежных валунов и снова набегает, скрывает их.

И почему такую ярость вызывают три молодых идиота, что выплясывают перед Шаунарой, норовя пихнуть друг друга то плечом, то локтем? Одного из них Айрунги знал. До сих пор в ушах стоит его вопль: «Дура! Ведьма!» А теперь вон как грудь выпятил – словно племенной бык!

– Будет драка, – послышался за плечом голос Юнфанни.

Айрунги заставил себя обернуться к трактирщице.

– С ней всегда так, – осуждающе глянула мимо него женщина. – Как праздник, так за ней хвост из молодого дурачья. И мордобой, это уж как водится. Вот подарочек нам послал Морской Старец!

– Морской Старец? – заинтересовался Айрунги.

– А нам ее море вынесло, – охотно объяснила женщина. – На обломках «Летней грезы». Кто на борту был, все как есть погибли, одну Шаунару волны вышвырнули. Ей тогда было лет четырнадцать.

«Вот оно что, – подумал Айрунги, – вот почему она так отличается от здешних молодок...»

– А где она живет, раз одна на свете?

– Летом – нигде. Ночует, где ночь застанет: в пещере какой или под кустом. А зимой заходит в любой дом, как к себе.

– И не гонят? Добрый у вас народ.

– Пробовал кое-кто прогнать. На тех хозяев такие напасти посыпались, что они перед Шаунарой на коленях стояли, умоляли с дома порчу снять... Ага, вот! Ну, что я говорила?!

Музыканты еще наяривали плясовую, но вместо танцев гости растаскивали драчунов. Те выдирались из рук соседей, пытаясь дотянуться до соперника, закатить еще хоть оплеуху.

А ведьма с лучистыми глазами исчезла, даже не поинтересовавшись, кто из этих остолопов крепче отмутузит остальных.

Где она? Куда ушла? Почему-то это стало самым важным на свете.

С уст Айрунги сорвалось глухое проклятие. Он, такой расчетливый, циничный, хладнокровный, обезумел, как сопливый юнец! Себе не солжешь: он хотел эту девушку! Сейчас же! Каждое мгновение без нее было мукой!

Чудеса загадочной ночи продолжались. Айрунги обнаружил, что идет куда-то, оставив за спиной костер, музыку и крики. И перевернутый бочонок, с которого так удобно было развлекаться лицезрением чужой глупости.

А теперь собственная глупость вела его сквозь бархатную ночь, мимо древних растрескавшихся скал, в пряном аромате ночных цветов, заглушавшем вездесущий запах моря.

Куда он тащится, зачем? Похоже, наливка из терновых ягод крепче, чем показалось сначала. Другого объяснения быть не может!

Тем не менее Айрунги упрямо брел во мрак. И не удивился, когда ночь, раскрывшись, как цветок лунносветки, плеснула ему навстречу женский голос – низкий, бархатистый, богатый оттенками.

Заслушавшись, Айрунги оступился. Под сапогом хлюпнула вода. Родник! Значит, темная стена впереди – это поросший вереском склон. «Садик ведьмы»! Не удивляясь, словно во сне, Айрунги начал карабкаться наверх по узкой тропе. А песня все звучала. Не для него – для моря. Для луны. Для шепчущихся трав.