Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета

Преодолеть эту преграду мог только один человек – Светловой. Он не имел никаких особых оберегов-ключей, не творил заговоров, а просто радужная стена пропускала его, признавая своим. У подножия горы лежало несколько крупных белых валунов. Они были похожи на заледеневшие облака, на тех жертвенных овец, что приносили сюда еще предки нынешних речевинов. Вокруг них лежал снег, такой глубокий, что только макушки самых крупных валунов еще виднелись над ним, сами похожие на покатые сугробы. И каждый снегопад погружает их все глубже, глубже… Скоро совсем скроет.

Но стоило Светловою пройти между двумя валунами – как перед ним оказывалось совершенно другое. Он видел склон горы, полого уходящий вверх, видел землю, покрытую зеленой молодой травкой, с приветливыми золотыми глазками первоцвета на длинных стебельках. Тропинка уводила к вершине, петляя меж белыми березами. В воздухе висел рассеянный свет, похожий на солнечный, хотя наверху, вместо солнца, был лишь белый, сияющий купол радужного кольца. Здесь было тепло, в лицо дышало свежим запахом оттаявшей земли и молодой зелени. Сразу после зимнего холода этот теплый весенний запах пьянил и кружил голову. Весь воздух рощи казался наполнен зеленоватым маревом: на каждой березовой ветке уже разворачивалась почка. Но ни одна так и не развернулась в лист, и те же кустики первоцветов так же кивали Светловою золотыми головками цветов. Весна застыла здесь, не пуская лето.

Сбросив полушубок и шапку прямо на траву, Светловой неспешно направился по тропинке вверх. Его нахмуренные брови разгладились, лицо прояснилось. Все земные заботы оставались там, позади, за воротами из белых камней, за радужной стеной. В запахе молодой березовой листвы ему чудилось что-то приветливое и сладкое, золотые лепестки первоцветов улыбались ему, как родные глаза. Здесь, в Ладиной роще, уже много-много дней была его истинная родина, его настоящий дом. Только здесь он чувствовал себя легко, спокойно. В самом здешнем воздухе реяло ощущение любви и покоя. Каждая березка ласково касалась его плеча своим зеленым легким крылом. Только здесь он чувствовал себя по-настоящему живым.

Разбив чашу, он когда-то разбил и весь тот жестокий мир, в котором был вынужден отказываться от того, что любил, и примиряться с нежеланным, подчиняясь необходимости. И этого мира больше не было. Теперь у него была священная роща, в которой его всегда ждала его единственная любовь – богиня, единственная во всем мире, что по-настоящему стоит любви. С ней он забывал обо всем, что тревожило его и раньше, и теперь. Только в роще ему было хорошо, а за ее пределами на него снова нападали все беды мира – он давно сошел бы с ума, если бы думал о них и о будущем. Но Светловой не хотел об этом думать, мысленно закрывал глаза и думал только о ней – о Леле. И уже скоро Ладина роща стала для него единственной явью, а Славен, родной дом, даже мать и отец – только тенями, только неприятным сном, который хочется скорее забыть. Будучи дома, он сам себе казался сном. Хотелось скорее сбросить с плеч этот досадный груз, проснуться, открыть глаза – и увидеть вместо снега зеленую траву с золотыми блестками первоцветов… Тепло, покой, отрада – только такой и должна быть явь. Ничего другого он не хотел знать.

Светловой шел через рощу вверх по склону, поглядывая по сторонам, потом остановился. Вдалеке между деревьями показалась легкая девичья фигура. Стройная девушка в белой рубахе с широкими рукавами шла к нему из глубины рощи; ее длинные, ниже колен, светлые волосы сияли отблесками солнечного света, и венок из первоцветов на голове казался золотым. Она шла не спеша, бережно ступая по траве и будто плыла над землей в потоках теплого воздуха; на ходу она ласково поглаживала по стволу каждую березу, и деревья трепетали от счастья под ее прикосновением, и теплый, ласковый ветер летел вслед за ней, вдыхая новую жизнь в каждую былинку. Это ее силой цвели цветы, распускались листья, дышала земля. Он была сердцем и духом этой рощи, и все здесь было ее продолжением.

Светловой видел Лелю бесчисленное множество раз, но вид ее всегда околдовывал, и он стоял, зачарованный, как впервые, переполненный всепоглощающим счастьем. От ее красоты захватывало дух, и ему хотелось стать березкой в ее волшебном краю, чтобы она, проходя мимо, гладила его ладонью…

– Здравствуй, мой свет! – Леля подняла глаза, увидела его и улыбнулась.

– Здравствуй, лебедь моя белая! – прошептал Светловой. Он не мог при ней говорить громко, будто боялся спугнуть чудесное легкое видение. – Как я по тебе стосковался… А ты ждала меня?

– Я? Ждала? – Леля опять улыбнулась, и к его чувству счастья примешалась мучительная боль. Он любил дочь Лады со всем пылом человеческого сердца и никак не мог примириться с тем, что богиня так любить не может.

– Радость моя! – не желая об этом думать, Светловой шагнул к ней ближе и обнял ее.

Леля обняла его в ответ, его обдало запахом листвы, нагретой первым солнечным лучом, нежные губы коснулись его губ… И тут же она исчезла. Светловой поднял голову: Леля стояла в трех шагах, прислонившись к березке, и смотрела на него с той же безмятежной улыбкой. И так тоже бывало всегда, при каждой их встрече. Он давно смирился с этим. Весна – только обещание. «Если я стану твоей женой, это буду уже не я!» – сказала ему Леля давным-давно. А оставаясь собой, она могла только обещать любовь, но не давать ее. И с этим она сама ничего не могла поделать. Не могла она даже желать чего-то другого: в ее природе не было даже сознания другой жизни. Она – Весна, только цветок. Ягода – уже другая…

Светловой вдруг вспомнил Даровану. Где-то в мире есть другая Леля. И, может быть… Если силу божества примет на себя та, другая, что же станет с этой? Может быть, она сумеет остаться с ним, утратит божественный дух и станет простой девушкой? Если бы только это сбылось, если бы она, эта ненаглядная краса, без которой он уже не умел жить, осталась с ним навсегда! Если бы он мог вывести ее из этой рощи, привести в свой дом…

Нет. Полет мечты оборвался. У нее нет тела, того самого, которое он напрасно пытается обнять – это морок. Да он и не хотел иного. Красота Лели так покорила его именно потому, что была неземной. А привести ее в дом, жить с ней – это будет не она, и он не будет счастлив с ней. Ему нужна только эта – богиня, сама юность и красота, которую нельзя вывести за пределы священной рощи…

– Что ты опечалился, сокол мой ясный? – ласково спросила Леля. Она снова подошла, нежной теплой рукой погладила Светловоя по щеке. Он взял ее руку, и на сей раз она не исчезла. – Отчего так невесел? Или ты мне не рад?

– Что ты говоришь, солнце мое ясное! – ласково ответил Светловой. – Да я тебе одной только и рад, а без тебя света белого не вижу!