Владислав Русанов - Серебряный медведь

Не хватало! Он сюда не дым глотать нанимался. За такие испытания нужно доплачивать столько, сколько прижимистый ландграф никогда доплачивать не станет. Ну и пусть. Как говорится: если они думают, что платят мне, то я буду думать, что честно служу. А в дурацкое «Уложение о кондотьерах Альберигго» давно пора вносить существенные правки. Всякие там разделы о беззаветной преданности, верности… Никто не расплачется, если их выкинут. Или давно устаревшее понятие, возводимое некоторыми в ранг основного закона для наемников: «Одна война – один хозяин». Ерунда! Кто больше платит, тот и хозяин. Должно быть только так. Сасандрийские генералы все прижимистее и прижимистее. Требуют неизвестно чего – чудес героизма, выносливости на марше, как у кентавров…

Кстати…

Трельм моргнул, протер глаза. Потряс головой и снова протер глаза.

Нет, дым тут ни при чем. И пива с утра он выпил не больше одной кружки.

Так что же это? Призрак или живое существо?

От опушки неспешной рысью, красуясь, будто генерал на параде, шел кентавр. Буланый. Масть, если задуматься, довольно распространенная среди воинов Великой Степи. Но до нее от Тельбии тысяча миль, если не больше! Откуда? Что он задумал?

А кентавр приближался. Топорщилась черная грива, раздувались широкие ноздри, втягивая пронизанный гарью воздух. В каждой руке степняк держал по короткому – древко в три локтя – копью, а на спине его сидел… Сидел дроу, которого Зубан сперва и не заметил за широкими плечами человеческой части туловища четвероногого воина.

– Видал? – толкнул наемника локтем торчащий здесь же на помосте, проложенном вдоль частокола, стрелок из графского войска.

– Да уж… – неопределенно протянул Трельм и посоветовал: – Ты арбалет-то заряди про всяк случай.

Насколько Зубан знал, кентавры не позволяют никому ездить на них верхом. Для степняков это страшное оскорбление, позор, который можно смыть только кровью обидчика. Так в людских тюрьмах некоторых заключенных насильно понуждают к мужеложеству. «Опускают», если пользоваться языком уголовников. Вот и кентавр, подставивший спину седоку, для своих соплеменников становится «опущенным». Нередко их изгоняли из клана, а то и убивали свои же. А этот что творит? Усадил на хребет мерзкого остроухого карлика и красуется перед воротами…

Только когда степняк приблизился к барбакану и остановился у нижних ворот, Трельм понял, что отвратная рожа дроу ему знакома. Точнее, не рожа (остроухие для уважающего себя человека все на одно лицо), а гребень белых волос, торчащих над головой жесткой щеткой.

Белый! Один из дружков Кулака, томящегося в подземелье замка.

От волнения у наемника перехватило дыхание, он схватил за рукав стрелка и, тыча пальцем в незваных гостей, попытался скомандовать: «Стреляй!»

Тельбиец непонимающе крутил головой:

– Подавился, что ль? Похлопать?

«По лбу себя похлопай, баран тупорылый!» – хотел сказать Зубан, наблюдая, как дроу легко соскакивает со спины степного воина, упирается покрепче уродливыми широкими ступнями… В руках остроухого откуда ни возьмись появился лук, длинный, больше четырех локтей. Трельм, осознав опасность положения, рванул арбалет из рук стрелка. Тот потянул оружие к себе, не понимая, что происходит.

Белый, резким движением, посылая руки в «разрыв», [43]натянул лук. Тетива щелкнула по перчатке, как бич гуртовщика.

Зубан увидел, как на ладонь ниже левой ключицы тельбийца куртка вздулась, словно нарыв, а потом лопнула и оттуда выглянуло окровавленное жало стрелы.

Еще щелчок! Трельм ощутил тупой удар в грудь, мгновенно расцветший вспышкой боли, пронзившей его сознание и бросившей во тьму небытия.

Двое стражников, скучавшие вместе с ними на стене, спрыгнули во двор замка, не пытаясь сопротивляться. Они не увидели, как кентавр поднялся на дыбы и обрушил удар передних копыт на нижние ворота. Засов выдержал, но старые доски разлетелись в щепки. Обломки повисли на жалобно заскрипевших петлях.

В это время закричали охранники, следящие за северо-восточной стороной замка. Именно их удивленные голоса донеслись в главную залу, вынудив его светлость оторваться от кувшина с мьельским и выбраться на утоптанную землю форбурга.

Джакомо Череп, кляня на чем свет стоит пугливых подчиненных, взбежал по лестнице.

Весь гласис к северу от замка был затянут дымовой завесой. Густой, белой, клубящейся. Она лениво бурлила, как кипящая в котле каша.

В плотном дыму то здесь, то там мелькали косматые тени. Появлялись, перебегали с места на место и исчезали под белесой завесой.

– Демоны… – трясущимися губами пробормотал один из стражников.

– Демоны! – подхватили его крик справа и слева.

И вот уже по всему замку звенел душераздирающий вопль:

– Демоны! Демоны!!!

Череп ударом кулака заставил заткнуться первого паникера. Стражник свалился внутрь двора, выплевывая зубы, но все еще продолжал шепелявить: «Демоны, демоны…»

– Какие демоны?!! – заорал Джакомо. Выхватил у ближайшего стражника арбалет. Вскинул приклад к плечу, нажал на крючок. Болт сгинул в дыму, откуда донесся сдавленный вскрик. – Видали? Люди! Нас атакуют! Все на стены!

Ландграф, услышав приказы командира дружины, хватанул себя за бок в поисках меча. Не нашел. Повернулся к барону:

– Похоже, пора вооружаться!

– Конечно, господин граф, – с изысканной улыбкой ответил Фальм. – Поспешите… А я ненадолго задержусь. Хочется, знаете ли, взглянуть на демонов.

Медренский не стал спорить и нырнул в черную пасть бергфрида.

Барон легко взбежал по лесенке, оттеснил в сторону Джакомо.

В самом деле… Только больное воображение могло принять крестьян в вывернутых шубах и мохнатых шапках за сверхъестественные силы. Правда, они еще волокли с собой широкие и высокие щиты, сплетенные, скорее всего, из лозы. От стрел защита слабенькая. В особенности от арбалетных. Зато скрывает полностью очертания фигуры и затрудняет стрелку прицеливание. Неужели немытые селяне сами догадались?

– Череп! – выкрикнул еще один из наемников, перебежавших вместе со своим кондотьером к ландграфу, Плешак. Он стоял на коленях около трупа Трельма Зубана.

– Что? – повернулся Джакомо.

– Стрелы остроухих!

– Белый! Кошкин сын! – взревел бритоголовый. Прыгнул с настила. – Плешак!

– Да тута я!

– Бери свой десяток и дуй в надвратную!

– Слухаюсь!

Тяжелый удар потряс ворота. За ним еще! И еще один!

– Проклятие! – зарычал барон, но побежал не в гущу сражения. Еще чего! Наемники пускай свое серебро отрабатывают. Стражники, опять же, присягали на верность хозяину. Там и латники из мелкопоместного дворянства подтянутся – не станут же они до конца боя доспехи зашнуровывать? Вот они и должны драться. А его задача – уберечь ландграфа от опрометчивых поступков…