Наталья Турчанинова - Кровные братья

Рядом с вековым дубом из картона топтался парень, лихорадочно перелистывая тетрадь. Видимо, со словами своей роли.

В зале, на последнем ряду, собралась компания исполнителей, не занятых в этом действии. Они непринужденно болтали и посмеивались. Довольные, спокойные. Счастливые, что выдался вечер приятного общения с друзьями.

Вообще, здесь витала атмосфера взаимного удовольствия. Люди наслаждались встречей друг с другом. А также возможностью поиграть в кого-нибудь постороннего, не того, кем они были в обычной жизни. И только во втором ряду располагался эпицентр ярких, едва контролируемых отрицательных эмоций. Там сидел Вэнс.

Увидев его, Макс толкнул Лориана локтем, внутренне задрожал от восторга и снова принялся фотографировать, боясь пропустить хотя бы один жест легендарной личности.

Британец был одет как всегда во время неофициальных выходов. Потертые джинсы от «Вояж» [11], синяя рубашка из того же материала и той же фирмы. Любой другой в таком виде выглядел бы стильно – на Вэнсе модная одежда возвращалась к своему изначальному предназначению – рабочей спецовке. Светлый плащ с клетчатой подкладкой в исполнении Джона Гальяно немного исправлял это впечатление. Длинные мелко вьющиеся кудри певца были стянуты в хвост на затылке. Мрачная физиономия небрита.

Рядом с ним сидела темноволосая женщина неопределенного возраста, замотанная в черное пончо. Режиссер. Подпрыгивая в кресле от переполнявшей ее энергии, она активно дирижировала спектаклем.

– Привет, Дарэл. – Гемран привстал, увидев меня. Глянул на мальчишек. Узнал Лориана, мельком улыбнулся ему. – Подожди. Через пять минут у них перерыв.

Он кивнул на сцену, где девица с ботфортах и парень с открытой тетрадью слились в жарком диалоге.

Режиссер недовольно покосилась на Вэнса, но ничего не сказала – рок-звезду приходилось терпеть молча. У творческой дамы было маленькое, худое, остроносое личико с явным перебором косметики. Массивные серебряные серьги оттягивали мочки ушей. На шее болтались бусы, собранные из необработанных булыжников среднего размера, и еще целая связка цепочек, амулетов, шнурочков. На пальцах кольца, перстни и браслеты. В черных волосах поблескивает цепочка из мельхиора с таинственными символами. И вся эта бижутерия позвякивала, постукивала и позванивала от малейшего движения.

Сама она горела от внутреннего созидательного восторга. Будь у нее возможность выскочить на сцену и самостоятельно сыграть все роли, она бы уже была там.

Я совсем недолго понаблюдал за экзальтированным режиссером и переключился на Вэнса. Его раздражало все. Болтовня артистов на заднем ряду под аккомпанемент хлопков открываемого пива. Манера молодой актрисы в порыве чувств откидывать голову, отбрасывая волосы, падающие на лицо. Ей казалось, что этот жест придает убедительности и трагизма ее репликам. На самом деле он выглядел манерно и наигранно. Гемрана бесил голос девицы, а точнее его полное отсутствие. Пока она говорила, было вполне терпимо, но как только запела, Британец внутренне взвыл. Режиссер же, сияя улыбкой, горделиво посмотрела на гостя – насколько тот оценил ее творческую находку.

Оценил. «Непрофессионализм! – поставил диагноз Вэнс. Это было самое серьезное обвинение, по его мнению. – Клуб по интересам!»

Обводя колючим взглядом зал, он думал о том, что все присутствующие убивают время. Никто из них не добьется ничего, кроме ролей в маленьких любительских пьесках и пустых похвал дилетантов. Никто из них не выберется из этого подвала.

«Я пахал по восемнадцать часов в сутки. Я бредил музыкой, я ею жил... Вонючие, заплеванные забегаловки, где приходилось петь. Никто не верил, что я смогу подняться выше этого уровня. Гроши, которые удавалось откладывать, чтобы купить приличный инструмент. Никто в меня не верил...»

Никто в него не верил.

Кроме меня.

Мы сидели в той самой «заплеванной» забегаловке, где он пел популярные песенки, чтобы заработать. Вэнс пил пиво и смотрел на меня злыми, голодными глазами человека, которому не дают заниматься любимым делом. У него не было денег, группа, в которой он работал, разваливалась, ушла любимая девушка – единственный человек, который пытался поддерживать его. Устала, разочаровалась, получила более выгодное предложение.

– Тебе нужно записать диск. – Я делал вид, что пью мартини, он не поднимал взгляд от густой пивной пены.

– Деньги. За студию, профессиональную обработку песен, дизайн обложки.

– Я дам денег.

Он скривился, как будто откусил от лимона:

– Нет!

– Я дам тебе денег. И возьму десять процентов с прибыли, если диск будет хорошо расходиться. Если плохо – пять.

Вьесчи впору позавидовать моей деловой хватке. Вэнс впервые за разговор посмотрел на меня. Его болотно-зеленые глаза отразили внутренне смятение. Мой тактический ход удался. Я не бросал ему подачку. Давал деньги под процент – значит, рассчитывал получить прибыль. Значит, верил в него. Больше всего Вэнсу нужна была вера и поддержка.

Он согласился и до сих пор, по-моему, не жалел об этом.

Теперь Гемран сидел в репетиционном зале и бесился оттого, что все присутствующие не понимают смысла настоящего искусства. Для него казалось дикостью попрыгать пару часов на сцене, а затем, благополучно забыв о роли, отправиться на работу. Он не понимал, что для парней и девушек в зале этот театр – всего лишь возможность побыть короткое время в каком-то новом качестве. Превратиться из банковского служащего в Цезаря, из официантки – в богиню. Вэнс жил музыкой все время, для него она – тяжелая, напряженная работа, мучительная и приносящая наслаждение. Но для других – это всего лишь возможность отдохнуть и развлечься.

Лориан, сидящий рядом, осторожно дотронулся до моей руки. Я очнулся от раздумий и взглянул на него.

– Все нормально? – шепотом спросил мальчишка.

Он почувствовал мое напряжение, но не знал, чем оно вызвано.

– Все хорошо. – Я ободряюще улыбнулся и получил в ответ теплую волну вновь обретенного спокойствия.

Лориан снова откинулся на спинку кресла и с любопытством принялся наблюдать за представлением. Ему, в отличие от Вэнса, было интересно. Макс в экстазе продолжал снимать все подряд. Похоже, из парня может получиться неплохой фоторепортер.

Гемран посмотрел на часы. Со злостью подумал о приятеле, который упросил пойти посмотреть на молодую перспективную актрису и не явился сам, хотя клятвенно заверял, что будет не позже десяти. Потом, окончательно наплевав на репетицию, повернулся ко мне. Ему не терпелось поговорить.

– Слушай, Дар. Ты свободен сегодня всю ночь?

Он был в курсе специфики моей «работы», когда посреди дружеской беседы я мог подняться и спешно уйти, сославшись на неотложные дела.