Кристофер Сташефф - Чародей как еретик

— Я хочу учиться, — с жаром ответил Хобан.

— И этого довольно, — кивнул отец Ригори. — Лишь усердие и вера смогут вдолбить в твою голову те истины, которые ты должен знать.

Монах поднялся.

— Я мог бы рассказать тебе о нашей жизни куда больше, славный Хобан, но думаю, что об этом позаботится твой брат. Пойдем. С этой минуты ты — послушник среди нас. Я отведу тебя к Анно.

Он направился к двери, Хобан — следом. Сердце чуть не выскакивало из груди от мысли, что сейчас он увидит своего брата. О королевском задании и о лорде Чародее он даже не вспомнил.

Подождав совсем немного, он увидел Анно.

— Эге-гей, братец! — хлопнул тот Хобана по плечу. — Ты так соскучился по мне, что решил пойти за мной даже в монастырь?

— Пока он твой, — кивнул отец Ригори. Наставник вынул из-за пазухи красно-оранжевый сверток и положил его на койку. — Переодень его, брат Анно, и покажи все, что должен знать послушник.

— Он уже, должно быть, видел поля, святой отец, когда подходил к монастырю!

— Твой юмор радует всю обитель, брат Анно, — улыбнулся отец Ригори, повернувшись к двери. — Нет, покажи ему и то, что он еще должен увидеть. Аббатство ты знаешь.

— Когда мне сказали, что ты пришел сюда, я уронил челюсть вместе с мотыгой, — Анно взял оранжевый сверток и встряхнул его — это оказалась ряса. — Сбрасывай свои тряпки, брат, и облачайся в одежды нашего Ордена! Что это на тебя накатило, братец? Или девушкам надоели твои крепкие руки и жаркое дыхание?

Хобан ухмыльнулся, стаскивая куртку и штаны.

— Потише, Анно! Ты неправ — я ни разу не касался девушки больше дозволенного.

— Угу, потому что у тебя не хватало терпения заняться с ней подольше! Ты начинал заглядываться на других красавиц, не успев сорвать и поцелуя!

— Сначала поцелуи, а уж потом срывание и все остальное, брат, — поправил Хобан, натягивая рясу.

— Но я пришел сюда учиться не этому.

— Вот как? И что же могло отвлечь тебя от девушек? — в голосе Анно зазвучали серьезные нотки.

Хобан поднял голову.

— Ты, брат. Еще когда ты первый раз пришел домой навестить нас. Ты, и тот покой и умиротворение, что ты принес с собой.

— Ага, — Анно с симпатией посмотрел на брата.

— А ты по-прежнему такой же неуемный, как и раньше?

Хобан опустил глаза, краснея.

— Хорошо, что ты пришел сюда, — негромко добавил Анно, — ибо с твоим мятущимся духом ты стал бы или пьянчугой, или разбойником.

— Кончай, Анно.

Теперь уже не могу. Здесь искренность твоих намерений важна, — Анно грустно усмехнулся. — Тебе хотелось думать, что мир изменился, потому что ты пришел в него, не так ли?

— Хотелось, а от возни в земле он особо не изменится, брат.

— Действительно, потому что если это поле не вспашешь ты, его вспашет кто-то другой, — Анно снова повеселел. — Не волнуйся, братец! Ибо тот урожай, что мы взращиваем на полях Божьих, могут поднять только те, у кого есть дар к этому! А вдвоем, мы с тобой, мы сможем посеять слово Божие в душах многих грешников и вырастим Господу добрый урожай, верно?

— Дай Бог, братишка, дай Бог, чтобы так и было, — сверкнул глазами Хобан.

— И не сомневаюсь! — опять хлопнул его по плечу Анно. — А теперь идем — я покажу тебе трапезную, где ты будешь есть, но не досыта, аббатство, где ты будешь молиться, ежечасно и куда больше, чем думаешь. А это наши кельи, их ты уже видел — здесь ты будешь спать, но тоже не долго.

— Ты меня пугаешь? Здесь и в самом деле так тяжко?

— Да, братик, да. Но ты выдержишь, обещаю. Таких, как ты, скорее отпугнет скука, — на этот раз сверкнул глазами Анно. — Идем к вечерне. Это будет твоим первым уроком.

Род проснулся от птичьих трелей. Приподнялся на плече, покрутил головой, сонно хлопая глазами, пока окружающее не прояснилось. Трели оказались не птичьими. Это распевала его дочь Корделия. Она весело поглядела на заспанного отца.

— Доброе утро, папа! Отличный денек, не правда ли?

— Как скажешь, — проворчал Род, приводя себя в сидячее положение. — Но как бы мне ни нравилось сбегать от шума городского, милая моя, признаюсь, что предпочел бы провести эту ночь цивилизованно, на матрасе.

Конечно, он спокойно мог бы взять матрас с собой — в комплекте его космического корабля имелись автоматические самонадувающиеся матрасы — но за это его запросто могли бы заподозрить в колдовстве. При текущем положении дел, когда кругом так и шныряют вредные призраки, настроения у местных крестьян были не очень миролюбивые. Так что Род испустил страдальческий вздох, свернул подстилку, поднялся и вытряхнул свой плащ.

— Хорошо, хоть лето на дворе.

— Ой! — удивленно уставилась на него Корделия. — И не подумала бы спать на дворе зимой, папа!

— Я бы тоже, — кивнул Род. — Разожги огонь, ладно? Я сейчас вернусь.

И удалился, повинуясь зову природы.

Когда он вернулся, Корделия уже собрала небольшой костерок из хвороста и пристально уставилась на сухие ветки. Над ветками заклубился легкий дымок, потом вспыхнуло пламя. Корделия отвела взгляд от огня и весело посмотрел на отца.

— Костер горит, папа. Чем будем завтракать?

Кстати и потренируюсь, подумал Род. Его глаза уставились в пустоту, он сосредоточился на окружающих его мыслях. Червяк, еноты, олень… есть! Удравшая из деревни курица только что снесла еще два яйца. Род углубился в транс, чувствуя прилив псионической энергии, и стал усиленно представлять себе, что куриные яйца находятся здесь, а не там.

Легонько хлопнуло, и чародей почувствовал, как что-то легло в его ладони. Опустив глаза, Род увидел четыре белых, свежих куриных яйца.

Где-то неподалеку бывшая домашняя несушка с недоуменным квохом подскочила с гнезда и обалдело уставилась на пустое место.

Час спустя лудильщик и его дочка вошли в маленькую деревушку, не больше десятка домов, со звучным названием Гамлет [8] Hamlet — небольшая деревушка (англ.) (прим. перев.) (некий грустный принц, вероятно, страшно бы возмутился). Лица у них были развеселые, котелки и сковородки задорно бренчали, и оба старательно прислушивались к любым мыслям о летающих кастрюльках, призраках или просто других эсперах. Роду даже не потребовалось зазывать людей — оказалось, что все крестьяне собрались на клочке вытоптанной земли, служившем деревенской площадью, и о чем-то остервенело судачили.

— Папа… а разве они не должны быть в поле? — удивленно распахнула глаза Корделия.

— В такое время — должны, — кивнул Род. — Должно быть, что-то стряслось. Может быть, именно то, что мы ищем?

— Может быть, — Корделия посмотрела на толпу и тряхнула головой. — Не разберу ни одной отдельной мысли, папа. Все перепугалось.

— Ну ладно, придется вернуться к старомодным методам.