Fantasy-Worlds. Ru - Сборник рассказов №2

Илья, уже не слушая воодушевленную болтовню Никитича, с благоговейным трепетом сорвал травинку и, боясь, что она, так же как и цветы папоротника, может засохнуть, осторожно спрятал его за пазуху.

— А вот теперь, смотри у меня, изверг, — мстительно прошептал Илья, непонятно к кому обращаясь, — Не отдашь меч, я тебя на такие куски порву — никакие змеиные травки не помогут…на всей земле-матушке столько сена не найдется…

Когда богатыри уже подходили к своему дому, подшучивая над уже более-менее успокоившимся Ильей, они увидели громадный столб дыма, поднимавшийся с их заднего двора.

— Пожар! — в ужасе заорал Алеша и рванул в сторону дома.

— Или что похуже, — зло процедил Илья, — Лихо, например…

Вбежав во двор, богатыри, уже внутренне смирившиеся с потерей дома, облегченно вздохнули. Причиной дыма был всего-навсего костер — небольшой, разведенный в аккуратно выкопанной для этого яме, правда, какого-то неестественного сине-зеленого цвета. На этом самом огне грозно выдвигалась черная громада дубовой ступы, уже в некоторых местах выщербленной огнем, насекомыми и прочей живностью. Возле этой самой ступы, что-то бормоча себе под нос и, постоянно кидая взгляд на зажатый в руке кудрявый кусок бересты, суетилось Лихо.

— О! — заметило оно появление богатырей, — Явились, не запылились! Принесли?

Илья боязливо извлек на свет маленький росточек и, убедившись, в том, что с ним не приключилось несчастья, постигшего цветки папоротника, гордо молвил:

— Конечно! Только сперва меч!

— Как скажешь, — эта постоянная полуулыбка Лихо поневоле начала уже злить богатырей. Но больше всех, конечно, Илью Муромца.

Лихо что-то невнятно пробормотало, как и раньше зыркнуло своим единственным глазом, вызывая откуда-то самую большую из всех трех, перевязь с Илюшиным мечом. Затем, едва только Муромец подхватил свой саморуб и принялся, словно дитятко малое, баюкая, прижимать его к могучей груди, Лихо выхватило из руки богатыря змеиную травку и метнулось к импровизированному котлу.

— А что это ты там делаешь? — поинтересовался Добрыня.

— Зелье, — коротко отозвалось Лихо, опять сверяясь с берестяным огрызком.

— Для чего? — не отставал Добрыня.

— Для меня, — не осталось в долгу Лихо.

Добрыня, зная по горькому опыту, что Лихо способно таким образом пререкаться еще очень долго, сконфуженно отстал.

В ступу тут же полетела отобранная у Ильи змеиная травка и какие-то, отчего-то смутно знакомые, зеленые яблочки. На земле у ног Лихо стояла уже опорожненная бутыль из-под слез Несмеянушки.

Илья наконец оторвался от обнимания и лобызания своего саморуба, и обратился к Лихо:

— Может быть, теперь, наконец, объяснишь, на кой ляд тебе нужна была вся эта дрянь?

Лихо отвлеклось, посмотрело на богатыря и медленно извлекло из нагрудного кармашка своей льняной рубахи цветок папоротника.

— Это ингредиенты для одного, очень важного для меня зелья.

— Чегось? — не понял недалекий Алеша.

— Составные части, балда!

— Настолько важного, что для этого требовалось морочить бедным людям головы и посылать их на смерть верную? — вдруг опять обозлился Илья, вынимая из ножен саморуб.

— Ну-ну-ну, — заулыбалось Лихо, — Во-первых, вы не такие уж и бедные — царь-батюшка не скупится на охранение собственных границ. Во-вторых, я в долгу не остался — вы тоже получили кое-что взамен…

— Ага! Приобрели! Несколько седых волос, — плачущим голосом молвил Алеша, явно давя на жалость.

Но, видимо, последней у Лиха отродясь не водилось, ибо оно проигнорировало замечание поповского сына и кинуло внутрь ступы цветок папоротника. Затем потянулось и сняло с гвоздика на двери клетку. Почему-то никто из богатырей ее до этого момента не замечал. В клетке сидело нечто…нечто похожее на маленький черный угловатый комок. Но этот самый комок, тем не менее, как угорелый метался по клетке, изредка сыпля искрами.

Когда Лихо взяло клетку в руки, непонятное существо разразилось такими громкими и противоречивыми криками, что повергло богатырей в состояние близкому к бабьему обмороку.

— Ты что себе позволяешь, тварь нечистая! Убери от меня свои клешни! Я требую, чтобы ты открыл клетку и выпустил меня на волю! Сво-бо-ду! Сво-бо-ду сказочной птице! Если не откроешь клетку сейчас же, сожгу ко всем чертям! А над прахом гнусно надругаюсь! Повесь клетку на место! Накрой ее простыней — не хочу видеть этого жестокого мира!

Легонько треснув по прутьям, Лихо заставило невеличку замолчать. А, затем, взяв вообще непонятно откуда взявшиеся тут кузнечные меха, стало изо всех сил дуть ими на скукоженную птицу.

По ее маленькому тельцу тут же побежали огненные всполохи, а искры разлетелись в стороны, словно брызги от броска камня в воду. Птица, разгораясь, начала увеличиваться в размерах, обрастать маленькими язычками пламени, словно перьями, и еще громче верещать.

— Что ты делаешь? А ну-ка, прекрати! Только попробуй меня раздуть! Я тебя тут же изжарю живьем! Так что дуй скорее!

— Ага, не дождешься, — ухмыльнулось Лихо и отложило меха в сторону. Вместо этого инструмента оно взяло щипцы, ручки которых были обмотаны каким-то тряпьем и, приблизив их к подросшей до размеров вороны, птице, резко выдернуло у нее из хвоста перо. При одном только прикосновении к Жар-птице, передняя часть щипцов раскалилась добела, поэтому, Лиху едва хватило времени, чтобы дотянуться до ступы и швырнуть внутрь перышко. Затем Лихо с криком отбросило от себя накалившейся инструмент и, надрывно скуля, сунуло покрасневшую руку в рот.

Жар-птица тут же не преминула поддеть незадачливого зельевара.

— Ха-ха! Что я тебе говорила нечисть? Сожгу! Как пить дать сожгу!

— Что? — развернулось к птичке Лихо и ехидно улыбнулось, — Пить, говоришь, хочешь?

Птица, тут же почуяв всю серьезность ситуации, заметалась по клетке.

— Нет! Нет! Нет! Я пошутила-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…

Лихо плеснуло в клетку набранной в ладоши из бочки дождевой водой. Затем с блаженным выражением лица стало наблюдать за исходящим паром скукоживанием Жар-птицы до привычных уже размеров.

Немного погодя опомнились и богатыри.

— Да объяснишь ты нам, что тут творится-то? — зарычал Илья Муромец, угрожающе протянув руку за мечом-саморубом. Остальные, помедлив, последовали его примеру.

— Эх, вы, — снисходительно рассмеялось Лихо, — Я же предупреждал, что ваши игрушки на меня не действуют. Басурманов ими пугайте, а не меня, ясно? А зелье… зелье… — Лихо опустило голову, — Ну посмотрите на меня. Посмотрите хорошенько. На кого я похож? Помесь мужика и бабы…я даже сам не понимаю, кого во мне больше…и так вот на протяжении сотен лет. Вам-то не понять той неопределенности, что сидит внутри тебя и подтачивает, подтачивает, словно вода камень — медленно так, но верно…до того момента, когда ты уже теряешь над собой контроль просто потому, что уже не можешь осознавать себя, а, следовательно, отдавать отчет поступкам и мыслям. Да и мыслей-то как таковых нету — вертится лишь одна навязчивая идея узнать-таки, кто ты есть на самом деле…И ты, уже не обращая внимания ни на что, начинаешь искать ответ на этот вопрос, — лишь бы перестал внутри тебя подтачивать этот мерзкий червяк сомнения — боясь лишь одного. Не найти ответа. Потому, что в этом случае все начнется с начала, с тем лишь исключением, что ты уже будешь знать, что вопрос твой риторический…а это во сто крат страшнее, чем самая сложная загадка, от правильного ответа на которую зависят дорогие тебе жизни…во сто крат страшнее…потому что риторический вопрос — это вопрос без права на ответ…