Далин Андреевич - Зеленая кровь

– Наглец, – фыркнула Манефа. – Это мой дом, не забудь.

– Я тут поживу, если разрешишь, – смиренно сказал кот и собрался поточить когти о ступеньку.

– Здесь нельзя! – Манефа шлепнула его по затылку, но не когтями, а ладонью. – Хочешь молока – иди за мной. Где точить – я тебе покажу. Не знаю, где Хольвин тебя достал, но чувствую, что мне придется тебя воспитывать.

– Воспитывай, – кот улегся на перила и потерся о них подбородком, оставляя свой запах. Манефа снова шлепнула его по голове, но слабее:

– Я еще не позволила тебе тут метить.

– Я случайно, – кот поднял на нее глаза. Он изображал смирение, но спокойная уверенность доминанта распространялась от него не менее ощутимо, чем запах. Манефе было все тяжелее держать фасон. – Я больше не буду, – и снова потерся.

– Ах ты!

Ах, как он легко давал себя бить – обозначая насмешливую покорность. И кот уже все понял, и Манефа тоже все поняла – но ритуал требовал проверки на прочность. Потребовалось еще с полдюжины оплеух разной тяжести, чтобы древний обычай позволил Манефе дать себя понюхать – нос в нос.

И запах юности и силы заставил-таки ее сменить гнев на милость.

– Ладно. Пойдем ужинать. Я тебя покормлю. И имей в виду: ко мне приходит щенок.

– Мне нравятся собаки, – сказал кот. – Один бобик все твердил, что мы с ним – Стая.

– Они все так говорят, – сказала Манефа и перед тем, как подняться по лестнице к себе в башню, позволила коту боднуть ее в плечо.

Рамон, который пытался уговорить кота прийти ужинать на псарню, так его и не дождался. Зато Хольвин знал, что Мэллу ел сырую рыбу, любимую Манефой, из ее же любимой керамической мисочки – а Манефа сидела на подоконнике, подобравшись в пушистый комок, и подозрительно, настороженно наблюдала, как он ест и как потом пьет воду. Хольвин не был специалистом по кошкам, но понимал их неплохо и очень ясно видел, что контакт прошел правильно, так, как должно.

Ближе к вечеру, когда уже совсем стемнело, Манефа в Младшей Ипостаси сидела на козырьке над крыльцом и демонстративно чистилась, а Мэллу в Старшей сидел, обхватив колени, в мокрой пожухлой траве и смотрел на нее пьяными от восхищения глазами.

Ему не было никакого дела до бегающей по двору Стаи; он не обращал ни малейшего внимания на любопытных псов – только пересел по другую сторону забора, когда их носы стали уж очень ему докучать.

– Он влюблен, – сказал об этом Локкер. – Ты бы гавкнул на ваших, чтобы не приставали – ведь мешают…

– Не повод забывать друзей, – отозвался Рамон несколько даже обиженно. – Подумаешь, невидаль – тетка Манефа умывается… вот пойдет дождь, будет ему любовь, тоже мне любовник…

Локкер мечтательно улыбнулся, вспомнив белый мох на ристалище и прекрасные глаза Ирис.

– Нет, – сказал задумчиво, – все-таки вы, собаки, многого не понимаете…

Рамон сердито почесал в затылке.

– Ну да, – буркнул хмуро. – У всех, понимаешь, Любовь! Только у нас – так. Собачья, как люди говорят, свадьба. А что я Хозяина люблю и тебя люблю – это не считается, да? И кота этого дурацкого – вот полюбил тоже, сдуру! Я за него, можно сказать, душой болел – а он хоть бы плоское рыло повернул в мою сторону…

– Ну, – протянул Локкер, улыбаясь. – Это же не любовь. Это товарищество. Это чувство рассудочное.

– Конечно, – Рамон мрачно отвернул нос. – Рассудочное. Мы, собаки, голову не теряем. И не скулим ночи напролет – тоже мне, подумаешь, высокая поэзия! Вот у меня любовь так любовь. Безнадежная. Один раз обнюхались – и, наверное, больше никогда не увидимся… Эх…

И в досаде завалился на пол беседки, положив голову на протянутые ноги лося…

Когда Тео собирался домой, он просто позвал Гарика с собой – и все. Получилось совершенно естественно, стало жаль отослать щенка на псарню после целого дня, проведенного вместе, а щенок обрадовался и восхитился. Тео даже подумал, что Гарик тоже что-то для себя решил: не даром же он в последние дни все время старался оказаться поблизости. Собаки-трансформы – существа чувствительные.

А по дороге Гарик даже не пытался возвращаться в Зверя; он был в такой ажитации, что человеческий облик казался ему удобнее. Выглядел совсем мальчишкой-подростком, разве что только человеческие подростки в таком возрасте не нежничают так, подумал Тео. Это у него чисто щенячье.

Гарик терся щекой об его рукав, вис на плече, забегал вперед и заглядывал в глаза. Не было ему никакой нужды хахать в человеческом теле, но он… не то, чтобы хахал, а нервно позевывал и вдыхал открытым ртом – просто от неспособности справиться с эмоциями. И без конца повторял:

– Ты меня насовсем берешь себе, да? Ах, да? Правда? Ты теперь – мой Хозяин, да?

Тео, невольно улыбаясь, трепал его по спине, как человека, но у щенка не хватало терпения идти, по-человечески обнявшись. Он то обнимал Тео в ответ, то отстранялся, чтобы обежать его кругом или обнюхать сомнительное дерево или столб, то снова возвращался, с разбегу тыкался головой в грудь, внюхивался – норовил лизнуть в щеку или в шею. По службе надо было бы его приструнить, приказать перекинуться, пристегнуть поводок… только не выходило. Не хотелось одергиванием портить радость, слишком непосредственную и наивную для человека.

Не часто кто-то до такой степени радовался обществу Тео. Начальственная строгость сейчас казалась жестокостью.

Нынешний рабочий день кончился довольно поздним вечером; прохожие уже встречались довольно редко, но и эти редкие косились неодобрительно. Почему бы, думал Тео чуть удивленно. Ведь я в штатском, выгляжу не ликвидатором, а простым смертным. Ну выгуливает человек собаку – подумаешь, невидаль…

Правда, у Гарика форменный ошейник с Путеводной Звездой на бляхе. Но в сумерках, вроде бы, этого не видно, особенно издали – так, что-то такое поблескивает. Может, жетон за дрессуру. Странноватый, правда, на такой юной дворняжке…

Гарик зарычал на компанию гоповатого вида молодых людей с бутылками пива – не как на мертвяков, но как на потенциальный источник опасности. Тео поймал его за руку, притянул к себе и обнял. В компании кто-то свистнул, в Гарика швырнули пустой пачкой из-под сигарет:

– Слышь, козел, сдай дебила в интернат!

– Заткни своего уродца, пока я не заткнул, ты, придурок…

Гарик не выдержал и гавкнул, так и не перекидываясь. Компания отлепилась от стенки ночного ларька.

– А что это ты, дядя, не слушаешь, что тебе люди говорят, а? – бритый парень, бросивший пачку, ухмыльнулся и сжал кулаки.

– Он давно по морде не имел…

– А ты лаять умеешь, козлина?

Гарик рванулся вперед. Тео, придерживая его за плечо, вытащил удостоверение:

– Внеплановый рейд СБ. Покажите-ка ваши документы, детки…