Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

Тем временем второй ремонтный бот летел звездочету во спасение. По крайней мере, на это только доктор Мадянов и надеялся.

– Не понимаю, как Антоний это сделает? – словно разделяя опасения доктора, нервно дернула плечиком Тана.

Пока челнок несся за игрушечной в своем одиночестве фигуркой сеньора Рамона, доктор успел выслушать коротенькую лекцию о сути тревог навигатора Закериди. У ремонтного бота хотя и приличная стартовая скорость и высококлассный пилот на борту, но этого счастливого сочетания обстоятельств отнюдь недостаточно! «Пересмешник» сейчас почти вровень с точкой возврата, значит, скоро по заданной траектории уйдет прочь. И догнать его не в состоянии будет даже самый расчудесный асс!

– Если Антоний шел на риск, значит, он знал, что делал! – попытался Арсений внести пусть жалкую, но все-таки позитивную ноту в общий печально-растерянный настрой.

Тана ему ничего не ответила. Да и что она могла сказать? Если бы знала, так разве стала бы спрашивать сама? Тем временем, кажется, ни на миг не сбросив запредельной скорости, на какой-то неслыханной и невиданной сюрреалистической петле Антоний подхватил дергающееся тело астрофизика, манипуляторы тут же втянулись обратно в рабочий отсек. Теперь в продолжение возвратного полета Эстремадура не покинет узкое, как скудный гроб, вспомогательное помещение у днища, зато, по крайней мере, он находился в относительной безопасности. Дело было за вторым пилотом Галеоном Антонием, вернее, за его нечеловеческим искусством.

– Не может быть! – выдохнула Тана и внезапно засмеялась. – Он использует пушку! Он или гений, или сумасшедший! Если дальше так пойдет, пожалуй, что и нагонит «Пересмешник».

Арсений не понял ни слова, но ему поспешно объяснили. Как и на всяком судне, имеющем запас свободного хода, малом ли, большом ли, без разницы, на крошке-челноке была установлена, пускай слабомощная, но самая настоящая плазменная пушка. На крайний случай и вообще. Ее-то и употребил в дело Гент, странным, необыкновенным, но очень действенным способом. Ловко маневрируя при помощи выброса термоплазменной энергии в нужном направлении, он сумел набрать достаточную скорость. Заведомо невозможное, гиблое предприятие, но каким-то чудом ему удалось.

Вскоре на борту встречали победителя. И пострадавшего тоже. Сеньор Рамон уже не пел псалмы, пришел в себя и громко стонал – при взрыве он повредил плечо и сломал ключицу. Отсюда его бестолковые дергания в пространстве – астрофизику просто было больно. Арсений немедленно забрал его в больничный блок. Пусть полежит, бедняга, свидание его прошло наполовину удачно – вожделенных контейнеров с образцами своей возлюбленной он лишился, судя по всему, безвозвратно. Зато сохранил собственную, для многих ценную жизнь. Что же, для Эстремадуры завершилось его мучительно-нескончаемое ceterum censeo…, хотя новый, ускользнувший в пустоту Карфаген не был им захвачен и разрушен.

Когда доктор шел по коридору обратно, усталый и задерганный донельзя, Эстремадура к этому времени уже почивал в обезболивающем волновом сне, – он сослепу, после утомительных трудов и выматывающих переживаний последних часов, случайно свернул не туда. И ткнулся лбом в полуразвернутую дверь личного командного кабинета-отсека Хансена. Приглушенно тускло, как через упругую вату, звучали два голоса, кто-то уходил, кто-то прощался вслед из темноты. Арсений опознал старого пирата Юла и соседа своего Антония и поспешил прочь, подслушивать под чужими дверями нехорошо. Но все же поспешно и застенчиво отступая, он уловил фразу, сказанную Командором уже, видимо, вслед уходящему Генту. Сказанную нарочно тихо, лишь обостренному от неловкости и двусмысленности положения слуху доктора она показалась резкой и ясной, так прозвучало:

– Ты у меня молодец, дорогой мой малыш Крипто, но умоляю, не подставляйся больше!

Арсений теперь даже не уходил, а, скорее, убегал. Ноги несли его сами собой подальше от места, где он только что услыхал такое, чего знать никак не хотел. Тайна Галеона Антония, романтическая и сладко-таинственная, перестала существовать, обернувшись грязной правдой. Доктор все понял: и кто на самом деле был его сосед, и почему Арсений ошибался в нем. И отныне, поняв, не представлял совершенно, что ему делать дальше с подслушанным знанием.

Как исторически это возникло и сложилось? Как из мирной, спортивной забавы, безобидной до умиления, могла вырасти такая кромешная страсть? Арсений не ведал ответов, наверное, опять сыграл роковую роль властелин Вселенной случай. Хотя некоторая своеобычная версия, весьма далекая от науки, зато преисполненная мистических догадок, у доктора имелась. Он не то чтобы верил в единоборство добра и зла, темного и светлого начал, все это манихейские бредни. Но объективная истина – на каждое действие да пребудет свое противодействие – была переложена доктором и на существование человечества как целого, формального организма. Без всякого права, в примитивном упрощении, но все же. И тогда получалось: чем дальше уйдет одна часть этого целого по блистательному и милосердному пути гуманистического добра, тем сильнее другая его часть низринется в пучину относительного злодейства. Как скоро войдут в силу и найдут свое воплощение самые благие намерения одних людей, еще быстрее эти же намерения извратятся в основе своей, увлекая к преступлениям, в дальнейшем все более чудовищным. Где-то непременно произойдет сохранение равновесия в глобальных масштабах, взять хотя бы тотальную лунную кампанию, а где-то в частном выражении, как то случилось во время наиболее кровавой и беспощадной, но все же локальной операции на Демосе в период первой нарковойны. И стало быть, сложился у доктора печальный весьма вывод: чем более сытым и разумным способом организуется людское сообщество, тем страшнее и безжалостнее его отдельные элементы начнут гробить друг друга. Затем в один прекрасный и ужасный день противостояние достигнет критической точки, и мир полетит в тартарары.

Пока же доктора тревожило не отдаленное и чисто гипотетическое будущее конца света, а нынешнее его настоящее. В которое, так непредвиденно и вдруг, вторгся как раз реальный носитель равновесного зла. Галеон Антоний. Он же Крипто.

Суть же, столь сильно испугавшая доктора, заключалась в том тайном и крайне криминальном обстоятельстве, что Галеон Антоний был некогда би-флайером. Не просто каким-нибудь рядовым, а известным под именем Крипто на всю обитаемую систему великим космическим гладиатором. На нынешний момент уже и легендарным. Именно был, потому что, скорее всего, доктор Мадянов имел теперь сомнительную честь свести знакомство с единственно уцелевшим, последним настоящим би-флайером на свете.