Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

– Скажите, доктор, ОНА тоже меня спасала? – дрогнувшим голосом неожиданно спросил его Эстрема-дура.

– Кто она? – не понял Арсений, он думал сей момент совершенно о другом, и вопрос звездочета застал его врасплох.

– Сеньора Монтана, кончено. Кто же еще? – удивился неподдельно астрофизик. – Вы же были в свидетелях, разве нет?

– Конечно, спасала. Даже сказала, что полетела бы за вами, если бы не Антоний. Я все время находился рядом во вспомогательной рубке и уверяю: только благодаря точности действий навигатора вы вообще смогли покинуть бот в нужном направлении, – Арсений отвечал до сих пор машинально, стараясь не вдаваться в подробности о Тане Закериди. Не хватало еще, чтобы и дотошный астрофизик стал доставать его по поводу вопросов интимных и вообще в данный момент посторонних.

Эстремадура вроде бы обрадовался, уже хорошо. Точно малыш, который чем больше соберет внимания взрослых, тем значимее почувствует себя. Но следующая его фраза сразила Арсения наповал.

– Я знаю, сеньора Монтана к вам неравнодушна, – с вызовом выпалил он в сторону доктора, черные его жучки-глаза недобро вспыхнули. – Что вы на это скажете?

– А должен? Вам-то что за дело? И какая сорока вам на хвосте принесла? Небось, Кэти, черт бы побрал ее откровения, трепется по всему кораблю? Это все от скуки, но теперь у нее, слава Богу, есть работа, – криво огрызнулся на звездочета доктор Мадянов.

– Я сам знаю, – угрюмо отозвался Эстремадура, пропустив грубость мимо ушей. – Давно уж предчувствовал. Только имейте в виду, я так просто не уступлю! Мои предки были настоящие идальго и не привыкли пасовать перед трудностями.

Арсений ошалело затряс головой, будто отгоняя морок. Здравствуйте, приплыли! Вернее сказать, прилетели. Вот вам, тетенька, и горелый блин на масленицу! Ляпнул первое, что пришло на ум, еще модулярный психолог, называется:

– А выставлялись, будто в комете дело! Нужна вам звезда Полынь, как зайцу стоп-сигнал! Перед барышней оригинальничали, чуть до смерти себя не уходили. И я же еще крайний! Забирайте свою сеньору Монтану, коли выйдет, мешать ни в чем не стану. Я хомут на шее сроду не терпел, чай, не лошадь! А с вашей красавицей уже в ослы записался!

Эстремадура вскочил с интендантской койки столь стремительным образом, что бедный доктор Мадянов ничего не успел ни сообразить, ни предпринять. Через мгновение его уже душили, схватив за горло. Н-да, ошибочка вышла, ну и темперамент нынче у молодых дарований. Он-то, грешным делом, думал, Эстремадуре корабельный навигатор как кость, застрявшая в горле, опять же держался с Монтаной астрофизик чуть ли не высокомерно. И что же теперь получается? Арсения уморят ни за что ни про что. Бить пациента, тем более на голову нездорового, выходило не этично, да и не хотелось; однако помирать хотелось еще менее того, а в глазах уже мелькали яркие синие и красные звездочки, долго Мадянову было не протянуть. Тогда непроизвольно нашел он выход. Ухватил Эстремадуру за длиннущий нос и потянул за ноздри, вперед и вверх, насколько хватило сил.

– Ой-ой, вы с ума сошли! – астрофизик незамедлительно выпустил докторскую шею, от боли запрыгал на одной ноге. – До крови! Вы посмотрите, до крови!

– Подумаешь, царапина! – возразил, откашливаясь, доктор, вид нескольких красных капелек на верхней губе звездочета его нисколько не впечатлил. – Вы сами, между прочим, едва не лишили меня жизни. И куда, спрашивается, вы после подевали бы мое хладное тело? До гравитационного генератора все равно бы не дотащили, силенок у вас маловато. Или, как у Шекспира, сказали бы пану Збигневу: «Пойдем, зароем труп!»

– Господи, Пречистая Дева и святые угодники! – одумался наконец Эстремадура. – Я вас и вправду чуть не убил. Но и вы поймите. Зачем же так говорить. И о ком? Сеньора Монтана, она… Она… Она…

– Свет ваших очей. Звезда путеводная и единственная, – подсказал на всякий случай доктор.

– Примерно так. Я был одинок. Я был зашорен. Я был безрадостен. И я узрел. Цветок лилии нежной. Помните, как у Вильяма Блейка. «Шипы у розы для врага, а у барашка есть рога. Но белая лилия так безоружна, что кроме любви ничего ей не нужно»! – продекламировал с чувством Эстремадура.

– Ничего не могу сказать на сей счет. Кроме того, что для безрадостного одиночества вы не вышли возрастом. Но с лилией вы перегнули, как, впрочем, и с розой. Я бы сравнил скорее со сколопендрой, природой предназначенной отравлять людям жизнь… Ну-ну, только не за горло. Пусть будет лилия, – покорно согласился Арсений.

Тягостная ситуация с навигатором Таной разрешалась как бы сама собой. Соперник был сейчас очень кстати. Можно сбежать, не являя себя трусом. В честном единоборстве проиграл и покинул поле боя. Только бедному потомку идальго невдомек, что сражаться он собрался с ветряной мельницей. Но пусть, может, на Тану это как раз произведет впечатление. А то еще немного, и Арсений влюбился всерьез. Что вышло бы пострашнее, чем невозвращение «Пересмешника». Тут уж не мурашки, ледяные демоны поползли бы по его шкуре и одолели.

– Послушайте, сеньор Рамон, – умышленно перевел стрелки на иное Арсений. Разговор о Тане продолжать не хотелось, да и небезопасно. – Я вот о чем хотел вас спросить. Как лично вы думаете, Вселенная бесконечна? В пространственном смысле, естественно.

– Что? Какая Вселенная? – не понял и изумился астрофизик, настроивший себя уже на дальнейшее выяснение отношений и ни зги не видевший за своей сеньорой Монтаной. – А при чем здесь…

– Не хотите отвечать сейчас, не надо. Я вас понимаю и не настаиваю. Зайду в следующий раз, – предложил Арсений и поднялся было со своего места.

– Отчего же в следующий? – остановил его Эстремадура. Ему, видно, совсем не улыбалось оставаться в спальной каюте в одиночестве. – Но можно ли поконкретней?

– Можно. Скажите мне, какие взгляды имеет или некогда имела астрономическая наука относительно мироздания? Только прошу вас опустить период кита и черепахи и еще Атланта, поддерживающего небесный свод, – Арсений снова откинулся в кресле, ожидая.

– Между прочим, Атлант – тоже важно. Он символизирует возможный конец света и обратное слияние неба и земли. Но вы, само собой, не о легендах спрашиваете, – Эстремадура потянулся вновь к заветному термосу, вылил в себя последние капли. (То-то порадуется пан Збигнев, придя с дежурства!) – Вообще, систем, объясняющих устройство Вселенной, было множество. Однако решающую роль в научном познании сыграли главным образом три. Во-первых, система Аристотеля–Птолемея. Ну, вам, наверное, известно. Мир конечен, в центре его Земля, вокруг семь планет, в их числе Солнце и Луна. Это если коротко. Плюс девять прозрачных хрустальных сфер, которые вращают небеса. Сферы планет и звезд, и вечный перводвигатель. Красиво, ничего не скажешь. Главное – по наблюдениям тех лет зрительно верно. Аристотель ведь был эмпирик и практик, чтобы о нем ни врали впоследствии.