Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

– И вправду красиво. Жаль только, не подтвердилось, – для проформы сказал доктор, чтобы доказать свою действительную заинтересованность в разговоре.

– Так вот. Во-вторых, по порядку, а не по значению. Революционная система Коперника–Кеплера. Все то же самое, с единственным существенным отличием – в центре не Земля, а звезда Солнце. Но помните, преподобный Николай из Торуни был дитя своего времени, к тому же неоплатонических воззрений. И оттого девять небес не отменил, его мир также был конечен – до кристальной сферы неподвижных звезд, с той разницей, что за ней уже находились Господь и престолы ангелов. Да, – Эстремадура удовлетворенно кивнул сам себе и продолжил: – Наконец, принятая на сегодняшний день система Мелисса–Бруно. Последний тот, который Джордано. Вселенная тотально бесконечна, обитаемых миров неисчислимое множество, плюс она в сумме своей неподвижна, ибо вне ее нет ничего, неизменна, ибо включает в себя все возможное, и вечна в своем существовании, ибо она и есть Бог. В пантеистическом плане, разумеется.

– То есть, я так понимаю, наш поиск внеземных разумов не абсолютно безнадежен? – задал самый главный вопрос Арсений.

– А черт его знает, – честно признался Эстремадура и перекрестился на нехорошем слове, поминающем силу нечистую. – Это если система Мелисса–Бруно действительно верна. Но экспериментально сие непроверяемо, к сожалению. Хотя, кто ведает! Возможности научного познания тоже безграничны.

– Наука умеет много гитик, – тихо произнес на русском Мадянов. – И все они относительны.

– Простите, что? Я не расслышал? – переспросил его Эстремадура.

– Это я так. А впрочем, кажется, пора идти на ужин. Вы отправитесь сами? Или могу принести вам в каюту. Меня не затруднит, – предложил Арсений.

– Еще чего! Сам дойду. И помните, что я вам сказал. Без боя сдаваться я не намерен. Как потомок идальго, – сеньор Рамон решительно поднялся с кровати.

Арсению оставалось лишь откланяться. Но и в экспресс-столовую он не пошел. Такая вдруг навалилась на него усталость. «Лучше посплю немного, холера с ним, с этим режимным расписанием», – подумал он про себя. Тем более в четыре утра на вахту заступал Командор Хансен, и, следовательно, по новому статусу доктору Мадянову надлежало явиться с докладом. Наряд вне очереди, иначе и не скажешь.

Придя к себе в комнату, он залез на верхнюю, законную по праву лежанку и, не обращая внимания на любопытствующего Гента, сразу погрузился в сон.

Кают-компания сияла ярко-розовыми и фиалковыми огнями. Дикая гамма, но Кэти утверждала, что именно так и нужно. Арсений и комиссар Цугундер не стали спорить, разве доктор Го мягко посоветовал добавить хотя бы золотистого оттенка, и тут же предложение его было отвергнуто с негодованием. Свадьба все же не «золотая», и вообще в данном случае лучше всего подошел бы традиционный белый цвет, жаль, но Тана решительно сказала «нет» всему белому. А теперь гости, приглашенные на торжество (поголовно население «Пересмешника», вахтенный срок сокращен на время праздника до пятидесяти минут, чтобы каждый из экипажа смог поучаствовать без ущерба для службы), попадали будто бы во владения тронувшегося умом эротомана и старательно привыкали к безвкусной стенной росписи. Но сегодня ерничать и комментировать не полагалось.

А сколько ушло дней на обустройство праздника? И не спрашивайте. По существу, Арсений, комиссар и доктор Го сделали всю работу. Кэти только указывала. Иногда совался с посторонними советами Гент, но скоро его выдворяли прочь после очередного неудачного предложения. Так, второй пилот притащил и водрузил посреди зала однажды на свой страх и риск голографическое клише, изображавшее голую пышнотелую бабенку развратного вида, вытянувшуюся в полный рост и соблазнительно изогнувшую спину на фоне водопада. Утверждал, что это лесная нимфа и к ней еще необходим голый же Амур. Никакого Амура дожидаться не стали, безобразие распылили, Антоний обиделся страшно. Комиссар Цугундер сотворил на месте нимфы небольшой фонтан в стиле позднего барокко, ничего себе, даже шум и запахи льющейся воды вышли как настоящие. А главное, по периметру магистр Го Цянь развесил почти настоящие китайские фонарики, разумеется, не бумажные, гипергласовой отливки, но очень красивые. Китайский философ провозился с ними не меньше недели, вышли бы на загляденье, кабы не мерзкий розовый цвет, навязанный мастеру неугомонной Кэти.

За два прошедших года свободного полета «Пересмешника» это было первое, действительно большое торжество. Особенного для всех значения. Христианское Рождество, еврейская Пасха, Колумбов день и Новый год, обычный и китайский, в счет не шли, как и прочие земные празднества. Их отмечать выходило как-то неуютно. Хотя бы по причине временных отклонений, корабль шел теперь с огромной скоростью, и календарные даты на борту уже несколько отличались от принятых в системе. Это удручало и напоминало. А следовательно, отмечать традиционные знаменательные дни не было весело. Зато сегодняшняя свадьба – дело исключительно местное, касающееся только экспедиции, и в будущем можно ввести в ежегодный распорядок «Пересмешника» выходной день Первого Бракосочетания, уж это станет их собственной традицией. На личный, профессиональный взгляд доктора Мадянова, нарождающееся корабельное прошлое – почти панацея от невольного чувства безысходности для звездных путешественников, словно выкинутых на необитаемый остров. Ибо таким способом остров преображался уже в маленькую страну. Хорошо бы еще парочку детей, и тогда уже выйдет настоящее государство в миниатюре. Как говорится, все впереди.

В своем отношении к свадьбе Таны и доблестного идальго Эстремадуры сам доктор еще не определился до конца. «И вряд ли определишься в будущем, дурак такой!» – честно сознался себе Арсений. Потому что каждый день придется начинать с малоприятного утешения, мол, так оно и лучше. И то сказать, его коварный план «ветряных мельниц» потерпел полную удачу. Без малого два года сеньор Рамон совершал фантастические подвиги для завоевания непокорного женского сердца, выражаясь фигурально, проходу не давал навигатору Закериди. Раз десять дрался с Мадяновым, без всякого повода со стороны доктора, освоил даже управление метеоритным отклонителем, в последние несколько месяцев нес вахту наравне с экипажем, нарочно стараясь подменять Тану. Впрочем, она не отвергала своего пылкого поклонника, а как бы откладывала его на потом.

Будто ждала. И никогда больше не заговаривала с Арсением по поводу ее ночных признаний, однажды сделанных в гравитационном коридоре. Мадянов молчал тоже. Он был учтив в словах, вежлив в жестах, и всегда при встрече с Таной его лицо невольно принимало виноватое выражение, а Кэти за его спиной крутила пальцем у виска. Научная работа его о психических особенностях навигаторов-протекторов пошла прахом, иначе и быть не могло.