Валентин Маслюков - Любовь

— Пойдем, Жучка, — сказала Золотинка дрожащим голосом — даже с вызовом, примечая, что Жучка притихла и явно струсила, не ожидая от пахнущих вином людей ничего хорошего.

Золотинка отвернулась, ей позволили идти.

На темной, дурно пахнущей улице она разминулась с быстрой тенью, которая отпрянула от зарычавшей собаки, и потом, никого не встретив, продвигалась путаными теснинами, пока город не кончился, — месяц выбежал на простор, открылась долина, вся в нагромождении холмов и глыб; багряные отблески костров, запрятанных между каменными осыпями, черными обрушенными стенами и трубами, обнажали своим пронзительным светом уродство развалин. Кое-кто из погорельцев, как видно, начинал устраиваться заново: различались низкие, слаженные из всякого хлама загородки; вместо крыш жерди и рогожа.

Груды угольев, обломки загромождали улицу; вынужденная плутать в поисках прохода, Золотинка окончательно потерялась. Под босыми ногами ее громыхали камни, на мягких, усеянных не прогоревшей дрянью пепелищах вздымались тучи. И всюду оживали неведомо где таившиеся жильцы. Они не стеснялись советами и угрозами, которые мало чем отличались друг от друга.

Впрочем, не нужно было ничьих пожеланий, чтобы переломать себе ноги: Золотинка ежечасно спотыкалась и зашибла колено, оступившись в каком-то путанном хламе.

— Осторожней, приятель! — отозвались внизу — там куда покатился по осыпи щебень.

Слабый, в несколько щепок костер освещал семейный стан: мужчину, женщину и детей возле домашнего очага с кое-какой случайной утварью. Отец семейства словно бы невзначай положил руку на угловатый брус с каким-то железом, навесом или крюком, на обломанном конце. В естественной настороженности этих людей, не было, однако, той слепой озлобленности, которая нападает из страха.

— Куда идти? Я не знаю, куда здесь идти, — неопределенно сказала Золотинка. Никто не ответил, но она поняла, что можно спуститься.

Мужчина, не старый человек с темными от трехдневной щетины щеками, беззастенчиво разглядывал грязного и оборванного мальчишку. Жена, предупреждая мужа, поторопилась:

— А где ваш дом?

— Я из Колобжега, — уклончиво отвечала Золотинка. На лбу и на щеках ее от рассеянного прикосновения руки остались мутные пятна сажи. Такие же, впрочем, как на лице молчаливой девочки рядом с женщиной, черные пятна окружали припухлый заячий ротик замарашки, словно девочка не только полакомилась углями, но и объелась ими. — Дядя тут, на Колдомке, — мямлила Золотинка, — у лекаря, в доме лекаря.

— Ну, Колдомка выгорела вся! В обе стороны, — возразил мужчина, словно решая тем самым некий подспудный вопрос. — Хоть шаром покати!

Жена, должно быть, почувствовала перемену в настроениях мужа и быстро сказала:

— Ты ел?

— Е-ел, — запнулась Золотинка.

Некто небольшенького роста, завернутый в рогожу, зашевелился, когда заговорили о еде, но сон не сумел осилить и опять сник, выбросив из-под покрова измазанную в саже ручонку.

— Что ты ел? — недоверчиво спросила женщина. Она глядела на приблудного мальчика особенным долгим взглядом, словно и прошлое, и будущее его проницала, взгляд ее становился печален, изможденное тенями лицо казалось старым.

— Сало ел, — призналась Золотинка.

— Ты где его взял?

— Жучка принесла. — Золотинка обернулась, и скромно отставшая тень ее сбежала к костру — живая и сообразительная собачонка, рыжая на поверку и куцый хвостик. — Я сидел… есть хочется! И так-то вздохнул: чего бы то съесть?.. Она убежала и сала кусок несет.

— Да где она стащила? Украла? — нисколько не удивившись собачьим способностям, нахмурилась женщина.

— Ну, сказки, — добродушно сказал мужчина, ухмыляясь. — Садись, малыш. Садись вот сюда, — он показал на тощее тряпье рядом с девочкой.

А та, не смея еще выказать открытого восхищения, спросила:

— Можно погладить?

Все заговорили:

— Дядя-то твой с Колдомки жив?

— И куда ты теперь?

— Да расскажи толком!

Жучка перевернулась на спину кверху лапами в самое беспомощное, а значит, исполненное бескрайнего доверия положение, положение извинительное только щенкам или тем собакам среди бывалых, которые вопреки всем превратностям жизни нашли-таки свое счастье. Жучка ерзала на спине, поскуливала нежно и тоненько, словно выговаривая истомившие ее чувства. Золотинка, а затем и девочка щекотали голенькое брюшко.

И конечно, под это умилительное согласие без запинки прошел коротенький, но складный рассказ, как Золотинка — мальчишка восьми лет — осиротел два месяца назад и знакомый купец из Колобжега сжалился отвезти его в столицу к дяде. Вот. А теперь хоть плачь.

Отец слушал внимательно, уставив взор в землю, изредка только позволял он себе недолгий взгляд на мальчишку, а спросил одно:

— Жучку тоже из Колобжега привез?

— Нет… Здесь… она хвостиком виляла, — отвечала Золотинка, ненужно заколебавшись.

— Ага, — согласился мужчина, не выказывая сомнений и даже как будто бы поощрительно. — Так куда ты теперь?

— Мужики наши говорили, что государыня Золотинка. Вот бы ее сыскать, — отвечала Золотинка, подпадая под обаяние обстоятельной и уважительной беседы.

— Ну, государыня не прячется, — усмехнулся мужчина.

— Она ведь из Колобжега, — оживилась Золотинка, как бы обрадованная поддержкой.

Простодушный замысел искать поддержки и помощи у великой государыни мог зародиться только в бедовой мальчишеской голове. Отец и мать многозначительно переглянулись, но никаких соображений — а они у них, безусловно, были! — не высказали.

— Ну вот что, — решил отец, — ночуй, коли хочешь, с нами. А утром уж, извини, покажем тебе дорогу.

Золотинка послушно кивнула — как ребенок, который не умеет сказать спасибо там, где это нужнее всего.

— Жучка косточки ест.

Нашлась и косточка для Жучки, и краюха хлеба для мальчика. Золотинка легла с краю устроенной под навесом постели и порядочное время таилась с закрытыми глазами, подслушивая хозяев. Но они шептались о своем, а потом затихли.

Когда Золотинка проснулась, было уже светло. Ночью шел дождь, все стало мокро, грязно и уныло.

— Где государыни дом? — спросила Золотинка, как только поймала на себе неулыбчивый взгляд женщины.

— Марушка проводит тебе к дому Чапли. Это городской дворец великой государыни, — отвечала женщина как о деле решенном. — Люди говорят, княгиня Золотинка сейчас в столице. Может, тебе и повезет сердце-то государыни тронуть. Сердце-то у нее есть, у нашей государыни. — Женщина кашлянула и натянула на плечи рогожу, от холода она подрагивала, но лишнее тряпье, что имелось в «доме», все лежало грудой на крепко спящем, розовом от жары малыше.

Отец, надо думать, ушел на промысел. А есть было нечего. Поэтому Золотинка перетянула рубаху веревкой, кликнула Жучку, и они с девочкой, тоже голодной, полезли на каменную осыпь под одиноко стоящей, с дырами окон стеной.