Лейн Робинс - Маледикт

— Почему бы и нет, — парировал Ворнатти. — Я был глупцом, думая, что это сработает. Ты ничему не научился, ничем не рискнул. Мне кажется, твоя хваленая месть — не более чем предлог, позволяющий тебе задержаться здесь, где тебя кормят, развлекают, балуют и ласкают.

— Я убью Ласта, — проговорил Маледикт.

— Мастер Торн лишь швырнул тебя на пол. Ласт проткнул бы тебя, не задумываясь.

Маледикт мерил шагами комнату. Дыхание его участилось; он жалел, что не прихватил с собой меча, и одновременно с отвращением к самому себе осознавал, что боится, как бы Ворнатти не вышвырнул его вон.

— Насколько я могу судить, пока ты ничему не выучился, хотя я дорого платил за твои уроки.

— Ты возмещал убытки за счет моей шкуры, — Маледикт сплюнул. — Лапал меня…

— Ты слишком высокого мнения о своих прелестях, — возразил Ворнатти. — Не хуже тебя, да еще с ангельским характером, я найду в любом борделе.

Маледикт, задыхаясь от бури эмоций, сжал кулаки — в душе боролись страх и ярость.

— Докажи, что усвоил хоть один урок, — продолжал Ворнатти. — Убеди меня, что твоя маскировка выдержит проверку. Танец, дуэль, изощренные способы применения ядов, которым я тебя обучал, наконец! Покажи, что мои уроки не прошли даром, или же я отправлю тебя назад в Развалины!

Громко хлопнув дверью, Маледикт выбежал в сад. От ярости у него сводило живот. Нельзя выплеснуть гнев на Ворнатти без того, чтобы навлечь на себя кару, но почему бы не поквитаться с учителем фехтования за маленькую девочку ! Кровавая пелена застила взор; Маледикт бросился за подаренной бароном шкатулкой с ядами.

Вскоре Маледикт, уже заметно поостывший, сидел в гроте в отдаленном уголке усадьбы Ворнатти, наблюдая, как десятая по счету кошка, не подозревая о смерти девяти своих предшественниц, слизывает рыбную массу. Ярость унялась, открывая юноше ясное видение пути. Мастер Торн отнюдь не дурак, он не станет есть или пить то, что подаст ему Маледикт. Придется поискать доказательство для Ворнатти где-нибудь еще. Маленькая девочка. Корсеты и переодевание не помогут добиться большего.

Маледикт продолжал наблюдать за кошкой. Руки его были как лед, костяшки пальцев, сжимавших хрустальный пузырек, побелели. Он удовлетворит злорадный блеск в глазах Ворнатти, докажет, что нужен ему. Ничем не рисковал? Маледикт готов рисковать чем угодно…

Кошка покачнулась, молча разинула пасть в гримасе боли и возмущения, и наконец забилась под лавку; из пасти капала слюна.

Маледикт поднял пузырек — хрусталь нагрелся в намертво стиснувшей его руке. Последние капли юноша вылил себе на язык. Глиняный привкус холодной могилы наполнил рот Маледикта, так что его чуть не вырвало, когда он сглотнул. Дыхание перехватило; горло сдавило; он начал задыхаться, из глаз брызнули жгучие слезы. Звук и боль напомнили ему о битве в Развалинах, о том, как он судорожно хватал ртом воздух, а Януса уже не было…

Крепко стиснув боль в горле руками, Маледикт силился сделать вдох. Миранда пережила ту битву, ту боль — Маледикт выживет теперь. Перед глазами плясали пятна, стремление вздохнуть переросло в неистовую потребность. «Янус, — едва слышно простонал он, — Янус».

Джилли еще раз постучал, прислушиваясь к звукам в пустом помещении. Где бы Маледикт ни спрятался, это была точно не расписная комната, сочетавшая в себе тюрьму и убежище. Джилли повернул дверную ручку, ощутив холод бронзы в ладони, и вошел.

Впервые за два года он оказался внутри — впервые с тех пор, как Маледикт здесь обосновался. Джилли был почти уверен, что обнаружит в комнате немало следов кровавой мечты о мести. Слишком много ночей подряд, пробуждаясь от своих обычных кошмаров, он пересекал зал и слышал, как мальчик что-то шепчет за запертой дверью. Слуга всегда старался побыстрее миновать эту дверь, воображая, как Маледикт сидит на полу, в бреду и с остекленевшим взглядом, эдакий сумасшедший обладатель крылатого меча. Иногда по утрам Джилли поражало преображение Маледикта: вместо одичавшего от собственных фантазий безумца перед ним представал юнец, острый на язык и неизменно готовый поддержать Джилли в его противостоянии Ворнатти, когда капризы барона становились совсем уж невыносимы.

И все же Джилли, вторгшись в комнату, думал о ее хозяине в первую очередь как о возможном убийце. Все портьеры были сорваны, открывая взору фрески с контрастными сюжетами: на стенах падал снег и цвели сады, навевала прохладу бархатная ночь, и сиял ослепительный полдень. Джилли ощутил странное беспокойство; вздрогнул, встретив горящий взгляд затаившегося среди снегов волка, прежде скрытого драпировкой. Не в первый раз ему в голову пришла мысль, что вкусы Ворнатти вызывают тревогу. Под покровом роскоши таился хищник.

Взгляд Джилли переместился со стен на мебель. «Ах, так вот что стало с диваном, столиком в китайском стиле и самыми красивыми канделябрами. В самом деле, сорочья душа», — улыбнулся он. Веселье улетучилось, когда Джилли присмотрелся к низкому столику около высокой, с пологом, кровати. Меч лежал здесь — как немое свидетельства того, что Маледикт возвращался в комнату после каждого внезапно оборвавшегося урока. Рядом обнаружилась дамская шкатулка для вышивания — изящная деревянная вещица с резьбой в виде миниатюрных переплетенных цветов. Старинная, решил Джилли. Старинная и странная. Он сомневался, что Маледикт успокаивал нервы, расшивая примулами льняные салфетки.

Подойдя ближе, Джилли обнаружил, что это шкатулка-головоломка. Много лет назад и он был охотник до подобных изысканных безделушек! Как они нравились Джилли, как он любил победное чувство, когда запертая шкатулка раскрывалась в его пальцах, подобно цветку. Он присел на краешек кровати и взял шкатулку в руки. Крышка оказалась открытой, как будто Маледикту, согласившемуся ждать и остававшемуся в доме уже не на одну, а на целых три зимы, не хватало терпения на возню со всякими мелочами.

Внутри, где полагалось находиться моткам шелковых ниток на шпульках из слоновой кости, ослепительно сверкали гранями хрустальные пузырьки — миниатюрные, крепко закупоренные творения стеклодувов. Одна ячейка была пуста. Джилли вытащил первый попавшийся пузырек и стал разглядывать дымчатое стекло на просвет. Внутри было что-то, напоминавшее крупную соль, серую от примеси пепла. В одно мгновение в сознании Джилли промелькнули воспоминания о крысином яде и мышеловках, которые отец расставлял по всей ферме. Arsenixa. Мышьяк.

Трясущимися пальцами Джилли вернул пузырек на место. Ворнатти обучил юношу чтению и письму, хотя Маледикт уже умел и то и другое. Но Ворнатти любил давать уроки. Джилли опять бросил взгляд на маленький ящичек, и у него скрутило желудок.