Лейн Робинс - Маледикт

Ощущая себя так, словно поднимался на эшафот, Джилли взобрался на козлы. Едва он сунул флягу под сиденье, как услышал окрик:

— Эгей! Что это ты там делаешь?

Джилли обернулся и увидел, как двое мальчишек бросились в разные стороны; окрик, возможно, и не им адресованный, их напугал. Кучер Данталиона стоял у кареты и снизу вверх глядел на Джилли.

— А ну-ка слезай оттуда! Эй, это же мое, — сказал он. Возмущение переросло в подозрительность и гнев. Он протянул руку к фляге, и Джилли ничего не оставалось, кроме как вернуть ее.

— Зачем ты ее брал?

Джилли, начавшего судорожно перебирать в уме возможные объяснения, опередил Маледикт.

— Я попросил его найти мне выпивку, — сказал он.

— Там, во дворце, отличная выпивка. Зачем вам мое? — Кучер исподлобья взглянул на изящного, роскошно одетого Маледикта.

— В прошлый раз люди, что пили в тех стенах, валились замертво. Можешь считать меня перестраховщиком, — сказал юноша, облокачиваясь на дверцу.

— Девчонок убила Мирабель, — возразил кучер, но, окинув Маледикта еще одним насмешливым взглядом, продолжал: — Впрочем, вы, кажется, и сами смахиваете на сучье племя.

Щеки Маледикта вспыхнули; рука по привычке потянулась к бедру, к отсутствующему мечу (меч он бросил в сене, когда снимал жилет).

Проследив за его движением, кучер замер.

— Так вы тот самый, верно? Чертов рыцарь, о котором все твердит мой хозяин. Тогда лучше берите мою флягу. Хлебните из нее — просто на всякий случай. — И он сунул флягу Маледикту.

— Какое великодушие, — сказал Маледикт, прикладываясь к видавшей виды фляге.

У Джилли душа ушла в пятки; он едва сдержал возглас протеста. Он во все глаза смотрел на Маледикта — может, юноша знает какую-нибудь уловку, позволяющую не глотать собственноручно изготовленный яд. Струйка отравленного виски побежала из уголка его рта, и кучер не выдержал:

— Хватит! Оставьте и мне. Отдайте! — Он выхватил флягу из рук Маледикта, потряс и выругался. — Выпил почти половину, черт тебя дери.

Маледикт неторопливо отер рот.

— Да твое пойло протухло. Скажи своему хозяину, пусть даст тебе что-нибудь поприличнее.

Кучер сплюнул на землю, и Маледикт с гримасой отвращения отодвинул ногу в тщательно начищенной туфле от блестящего мокрого пятна.

— И люди еще называют мои манеры никуда не годными? Джилли, захвати мой камзол. — И, не дожидаясь ответа, Маледикт гордо удалился.

— Ну и хозяин у тебя, парень — врагу такого не пожелаешь, — заметил кучер.

Джилли сунул трясущиеся руки в карманы камзола.

— Он хорошо платит. — От испуга голос его прозвучал почти так же хрипло, как у Маледикта. Джилли испугался, что Маледикт выпьет собственное зелье. Испугался, что кучер выпьет его и умрет, и превратит его, Джилли, в убийцу.

Он бросил безумный взгляд на темную аллею, но Маледикт исчез из виду. Желудок у Джилли скрутило до боли; он представил, как Маледикт упал и бьется в конвульсиях. Защитит ли его Ани после того, как ей отказали в удовольствии насытиться смертью Ласта?

Джилли подхватил камзол Маледикта; послышался тихий треск ткани: вышивка зацепилась за торчавшее из тюка сено. Джилли поспешил к выходу из конюшни. По дороге он еще раз оглянулся и увидел, как кучер жадно хлебнул из фляги. Ну вот, теперь он, Джилли, — убийца.

После нескольких минут паники Джилли обнаружил Маледикта в тени колючего кустарника. Глаза юноши блестели, как озерца черной воды.

— Он выпил? — спросил Маледикт. Без камзола он казался миниатюрнее, чем обычно.

— А ты? — почти прошептал Джилли.

— Ты видел, — сказал Маледикт.

Джилли потянул его за руку.

— Едем домой. Найдем для тебя противоядие. Хотя, возможно, оно тебе не понадобится. Ведь Ани защищает Своих, да? Но мы не можем рисковать.

Маледикт вырвался.

— Джилли, я уже принял противоядие. Я ведь принес два пузырька, помнишь? Ты боялся, что я умру? Я не настолько доверяю Ани. И не настолько глуп, чтобы умереть при покушении на Амаранту. Тем более что оно может еще и провалиться. Полагаю, я обиж…

Джилли крепко схватил Маледикта, прижал к себе; сердце юноши билось рядом с его собственным. Он с удивлением обнаружил, что вблизи Маледикт не так уж высок и широкоплеч, каким казался, и умещается в его объятьях так же уютно, как Ливия. Юноша обмяк в руках Джилли, давая ему повод скользнуть ладонями по узкой спине и бедрам, обнять еще крепче. Маледикт открыл глаза, и Джилли склонился к нему; в последний момент Маледикт отвернулся. Поцелуй пришелся на гладкий шрам на подбородке юноши. Джилли осторожно, кончиком языка, попробовал, какова на вкус кожа Маледикта, и тот издал тихий звук — в знак одобрения или протеста, Джилли не смог понять.

Ловкие пальцы подсказали Джилли кое-что еще.

— Ты носишь корсет?

— Я слишком много ем, — пробормотал Маледикт. Хотя он не вырвался из рук Джилли, тот почувствовал, как Маледикт весь напрягся.

Он коснулся подбородка юноши, направляя губы Маледикта к своим; в тот же миг вожделение уступило место любопытству. Тонкие косточки похрустывали от напряжения.

Близкий вздох Маледикта заглушил любопытство, и Джилли приник к возлюбленному. Внизу живота сладко заныло; плотно — слишком плотно! — облегающие панталоны начали причинять боль. Бедра Джилли и Маледикта соприкоснулись.

— Отпусти, — приказал Маледикт. — Довольно, Джилли. — Шепот был едва различим, так что при желании Джилли мог сделать вид, что не расслышал. Но, хотя дрожь в спине Маледикта и его нежные ладони на груди Джилли побуждали его продолжать, он понимал, что желание Маледикта не так сильно, как его собственное, и если они расступятся, это будет заметно по тесным панталонам.

— Джилли, — Маледикт заговорил настойчивее. — Отпусти, не то я сделаю из тебя евнуха.

Джилли испуганно отпустил юношу. Маледикт пошатнулся и упал на колени; его вывернуло в кусты. Зайцы в белых зимних шубках прыснули в стороны от внезапного вторжения в свои владения. Джилли присел на корточки рядом с Маледиктом, и тот с трудом выдохнул, что с ним все в порядке. Пока юноша старался справиться с приступами рвоты, Джилли придерживал норовившие упасть ему на лицо волосы.

Маледикт встал и вернулся на главную дорожку. Там он рухнул на каменную скамейку, укрытую тоненьким слоем снега. Юноша намочил руки — снежинки таяли, едва касаясь его ладоней, — и умылся.

— Иногда противоядие хуже самого яда.

Джилли тяжело опустился рядом, сердце его разрывалось от противоречивых чувств.

— Я думал, ты умираешь.

— Мы уже обсуждали эту тему, — сказал Маледикт, — и она увела нас… — Маледикт скатал снежок и положил его в рот, точно ребенок. Губы его раскраснелись.

— Увела нас куда? — спросил Джилли. Ему было больно говорить о таком, касаться вопроса их разобщенности, но молчать он не мог — точно так же, как не мог уйти.