Виктория Дьякова - Кельтская волчица

— Ты больше не боишься меня? — спросил он, подняв на нее сияющие светлым отблеском глаза, — ты не боишься что я закую тебя в кандалы колдовством?

— Нет, Мазарин, я не боюсь, — ответила она, лаская пальцами его густые жесткие волосы, отливающие металлическим блеском. Потом она закрыла глаза. И тут Демон снова явился ей. Несмотря на то, что Командор сказал, будто Белиал потерял силу, он вовсе не намеревался сдаваться и впадать в спячку. Наверное тот жар любви, которым окутал Софью Командор, дошел и до него, заставив исчадие ада взбеситься. Она видела., да, она видела его и была не в силах разомкнуть веки, словно кто-то намеренно склеил их.

Казалось перед тем, как окончательно порваться и отпустить на свободу, узы, опутавшие их всех, стянулись еще крепче. Она видела Демона. О, нет не Жюльетту, точнее не ту привычную, трогательную и невинно-прекрасную Жюльетту похожую на ангела. Она видела женщину, воплощающую истинного Демона, обезумевшего, мечущегося в атласных алых лохмотьях среди густого леса как раз рядом с оврагом, где Софья похоронила молодого князя Арсения. Над головой Демона проносился какой-то темный, блестящий шар, не отрываясь он скатывался за ней в овраг, скользил по кустарнику, все ближе, он настигал беглянку. Потом вскочил ей на плечи и принялся рвать их когтями. Красные свирепые глаза горели на серой морде его, сверкали острые зубы, обнаженные в адской ухмылке. О, Боже! Боже!

— Что с тобой? Что с тобой, Софья, очнись! — Командор трясет ее за плечи, и с большим трудом она открывает глаза. Нет больше Демона. Ее обнаженные руки обхватывают Командора за шею. Она привлекла его к себе, прильнула изо всех сил, со всей слабостью своею.

— О, Господи, — прошептала она, — я опять видела Жюльетту. Я видела ее в овраге, который лежит перед самой болотной тропой…

— Ничего странного, — Командор прижимает ее к груди и гладит со страстью ее обнаженную спину, — я же сказал тебе, она направилась на свой болотный остров, чтобы погрузиться в каталепсию… Она не побеспокоит нас некоторое время. Она не побеспокоит никого, о ком ты тревожишься сейчас…

— Она направилась на болотный остров через овраг, — Софью как будто ударило по голове ледяной глыбой, тревожная мысль, витавшая до того вокруг неопознанной, теперь обрела для нее реальный, пугающий смысл: — ты сказал, что она направилась через овраг? — она смотрела прямо на Мазарина, и ее полуобнаженная грудь, выступающая из декольте, взволнованно приподнималась.

— Да, я именно так и сказал, — он с трудом оторвал взор от ее великолепного тела. — Что тебя так мучает, я не понимаю…

— Я оставила там, в охотничьем домике двух прислуг князя Прозоровского, — проговорила Софья, поспешно оправляя платье.

— Каких прислуг, о чем ты? — Мазарин все еще не выпускал ее из своих объятий. — Зачем? Где ты их оставила?

— Я оставила там Ермилу и Данилку, двух охотников, — Софья сама освободилась из его рук, — они помогали мне достать с болота тело Арсения, а после похоронить его. Мы не решились рассказать сразу князю Прозоровскому, что его приемный сын погиб, хотели немного подождать, и потому я сказала в усадьбе, что оба охотника все еще ищут молодого человека по окрестностям озера. Но они не ищут его. Они просто отсиживаются в охотничьем домике, который прежде звался Облепихин двор. Ты понимаешь, они все еще находятся там, — уже не скрывая охватившей ее тревоги, она быстро заплетала волосы в косу, но руки ее явно дрожали и плохо слушались, — они находятся около оврага. Скажи мне, этот самый демон Белиал, он может напасть на них?

Командор Сан-Мазарин встал с ложа. Светлая волна, которая казалось только что прилила к его лицу и озаряла его изнутри, померкла — лицо Командора помрачнело. Глядя перед собой, он медленно оправил кружевные манжеты, обсыпанные золотыми блесками, которые выбивались из-под его бархатного черного одеяния. Софья неотрывно смотрела на него.

— Все это очень серьезно, — промолвил он, наконец-то повернувшись к ней, — но ты уверена, что они находятся до сих на Облепихином дворе, а не бросили все, как часто принято у местных, и не отправились давно уже восвояси? Облепихин двор — дурное место.

— Я не знаю, — Софья в растерянности пожала плечами, — сейчас мне бы хотелось, чтобы это оказалось так. Но насколько я знаю Ермилу, он всегда исполняет то, что обещал. К тому же он очень привязан к князю Федору Ивановичу и ни за что не решится причинить тому боль. Ведь вернувшись без моего зова в усадьбу, он вынужден будет сообщить князю, что Арсений погиб. Нет, Ермила не таков, — она уверенно покачала головой, — Он будет отсиживаться до конца. Пока ему не позволят вернуться. К тому же он считает себя виноватым в смерти Арсения…

— В иных обстоятельствах, я бы сказал тебе, — проговорил Командор, и по тому, как вздрогнули его густые черные брови, Софья поняла, что она не зря волнуется: Мазарин ощущал такую же тревогу, — я бы сказал, — повторил он, — что два простоватых мужика-охотника вовсе не интересны изысканному во вкусах Белиалу. Я полагаю, что прислуг в усадьбе князя Прозоровского достаточно, однако он не стал искушать, к примеру, какую-нибудь ключницу или старуху-приживалку, он выбрал себе в жертвы натуры потоньше. Но сейчас Демон ослаб, он измучен длительной борьбой с нами. И он вполне может отказаться от принятого амплуа гурмана, воротящего нос от грубой, дурно пахнущей пищи. Да, он может наброситься на них, дабы во чтобы то ни стало вернуть себе хоть какую-то силу.

— О, боже! — Софья в отчаянии сжала пальцами виски, — и во всем виновата я, во всем виновата я одна! Это я не решилась нанести князю сердечный удар, я пожалела его, а получается, что подставила под удар еще двух ни в чем не повинных людей… Скажи, скажи мне, — соскользнув с ложа, она подбежала к Мазарину, — мы можем еще спасти их?

Он несколько мгновений вглядывался в сияние ее сапфировых зрачков, прозрачных и бездонно глубоких. Потом ответил настолько спокойно, что Софье почудилось, даже безмятежно:

— Мы не только можем, мы даже обязаны сделать это. Я сам отправлюсь сейчас же к оврагу. А ты останешься здесь.

— Нет, — запротестовала она, — я пойду с тобой. Я должна пойти с тобой, ведь это же я во всем виновата…

— Я вижу, ты уже истосковалась без Жюльетты, — едва заметно улыбнулся Мазарин, и наклонившись, поправил волосы, выбившиеся из косы у нее по плечам, — тебе не терпится, чтобы она рассказала тебе еще что-нибудь интересное, — жар, все еще клокочущий у него внутри, жар так и не утоленный ею, дохнул на Софью обжигающе и ошеломил княжну. Она даже не могла себе вообразить, что внутри у этого столь сдержанного мужчины, внешне даже крайне равнодушного, может копиться столько страсти и сердечного огня. «Мы оба с ним пронизаны огнем, мы с ним повенчаны огнем», вспомнилось ей в этот миг восклицание Демона. О, Да! Хотя бы в этих словах Жюльетты можно было теперь признать правду: — Хорошо, я возьму тебя на еще одно свидание с Белиалом, — проговорил он понизив голос и наклонившись к ней, — но прежде ты скажешь мне, неужели в своей ласке я для тебя все же хуже Василия. Неужели он любил тебя более искусно, чем я…