Виктория Дьякова - Кельтская волчица

Жюльетта же стояла посреди комнаты и когда Софья вошла, она не удостоила ее даже взглядом. Граф де Сан-Мазарин был единственным, кого она желала замечать в этот момент. Конечно, Белиал как и прежде умел неподражаемо претвориться: даже трудно было себе представить, что с этой хрупкой, нежной особой, с льющимися по плечам густыми и ароматными волосами могут быть связаны множество ужасов и мрачных преступлений. Она походила на испуганного ребенка, невероятно трогательного и беззащитного.

— Ты думаешь, что я не смогу найти Халила? — проговорил Мазарин, остановившись вровень с Демоном, — ты даже уверена, что я не смогу его обнаружить никогда, — продолжал он. Но Белиал молчал. Он только немного склонил голову вбок и внимательно созерцал Командора мерцающими точно южная звездная ночь глазами.

— Я знаю, что все твои помощники отобраны тобой безошибочно. Все восемьдесят легионов злых духов — с неотвратимым инстинктом на преступные склонности, делающие их для тебя неоценимыми союзниками. И каждый из них неотрывно привязан к тебе, потому что каждому из них ты хотя бы раз даровала свое прекрасное тело. Но все же восемьдесят легионов — их еще надо созывать, их еще надо дожидаться, пока они примчатся к тебе, хотя и несутся сподвижники твои со скоростью света. Но тебе некогда ждать. Ты привыкла все получать безотложно. И вот тебе представился случай — ты решила воспользоваться им и соблазнить простого белозерского мужика, чтобы он, вкусив твоей запретной красоты, сделался твоим рабом и безотчетно выполнял все приказы. О, тот кто удосужился получить от тебя ласку, тот никогда не предаст тебя. У него просто не достанет силы, чтобы отказаться от сладости твоего наслаждения…

— Все верно, граф Филипп де Мазарин, — проговорил певуче Демон, не меняя позы, — никто не предал меня, кроме тебя. Никто не отказался от моей сладости. Только ты отказался от нее и потому ты мне особенно дорог, — речь Белиала лилась столь дивно и гармонично, что непосвященному человеку легко показалось бы, что на прекрасное существо зря наговаривают, оно просто стало жертвой какой-то ужасной ошибки.

— Тебе еще не поздно исправиться, Командор, — продолжал тем временем Белиал, — я жду тебя и готова принять в свои объятия. Скажи, неужели ты не помнишь, сколь горячи были мои ласки, не помнишь страстности моих губ и языка, податливости и упругости тела. Ты не помнишь, как пламя пронзало нас обоих, вознося к вершинам, когда мы совокуплялись на поляне, окруженной рододендронами на Черном холме. Ты был так страстен, ты был неутолим, и даже я не могла утолить тот жар, который кипел в тебе… Мы отдавали друг другу пламя, полыхавшее в нас. Какая великолепная игра — сплетение обжигающе горячих тел, изнурение и возрождение к жизни в поцелуях и объятиях друг друга. Неужто ты позабыл обо всем этом, Командор? Неужто ты смог позабыть такое? Ты предпочел моей любви эти пресные церковные обеты и натянул на себя кожаные штаны, в которых тебя заставляли спать в казарме при всегда горящих факелах на стенах, чтобы здоровые и сильные мужчины не посмели даже помыслить об удовлетворении своих тайных желаний. Как тебе носилось такие тесные штаны, Мазарин, после того как я сотни раз ласкала и обцеловывала твое прелестное естество? — она издевательски засмеялась. Однако Командор и бровью не повел на ее высказывания. Ни один мускул не дрогнул на его суровом лице.

— Если я не найду Халила, — проговорил он негромко, но веско, — то ничто и никогда не помешает тебе появляться там, где тебе заблагорассудится и творить повсюду свои злые, отвратительные делишки. Я не забыл своей юности, Мазарин. И никогда не смогу ее забыть. Вовсе не от того, что я думаю о ней с тоскливым вожделением и наслаждением. Вспоминая о доме на Черном холме, я многие годы сгораю от стыда и все мои свершения на Святой Земле во имя Креста Господня не обеляют меня в собственной моей памяти и не облегчают моего раскаяния. Именно поэтому я сделаю все, чтобы найти Халила. Можешь не сомневаться в этом. Я его достану из-под земли. Кем бы он ни оказался, пусть даже гномом или домовым, прыгающим с детской игрушкой на одной ножке при няне. Пусть он даже растворится в воде — я выужу его оттуда. Я пригвозжу его магическим мечом к земле и притащу на веревке тебе свою добычу. О, тогда я посмотрю на тебя, Мазарин. Я послушаю, что ты мне скажешь, когда зверь окажется мертв, и ты увидишь перед собой его отвратительное лицо, узнаешь его остекленевшие глаза убийцы и широко раскрытый рот. Мне думается, что даже в смерти он не будет более бледен, чем при жизни…

Слова Командора звучали так убедительно, что на Демона его слова обещания убить Халила произвели неожиданно страшное впечатление. Грациозная женщина в темном плаще, хрупкая жертва с лицом архангела только что изливавшая сладостные, полные скрытой страсти речи, вдруг издала нечеловеческий вопль, сходный с криком прощающегося с жизнью животного. Все также продолжая дико кричать, она бросилась на Командора, но тот отступил в сторону, и она рухнула как одержимая на земляной пол.

— О, брат мой Халил! — вскричала она, воздев белоснежные, царственные руки к засиженному мухами потолку в Облепихиной нищей избушке, — он никогда не покинет меня! Он всегда останется со мной, он — моя сила, моя вечная жизнь. Ты не найдешь его, Мазарин. Я все сделаю, чтобы никогда не позволить тебе его найти! О, я не хочу, я не хочу…

Младший охотник Данилка, поднявшийся со двора на крыльцо, в распахнутую дверь увидел всю сцену отчаяния Буренки и содрогнулся — его снова охватил страх, не ведомый прежде даже перед диким медведем. Он несколько раз переступил с ноги на ногу, готовый броситься бежать, куда глаза глядят, но к собственному изумлению силы напрочь покинули его. Он так и стоял, прикованный ужасом и чужой вливающейся в него яростью, неотрывно глядя на извивающуюся по земляному полу женщину.

Она же била себя кулаками, вырывала волосы, рвала на ленточки одежду и постепенно превращалась в обезображенное тело, покрытое синяками.

— Ты не разжалобишь меня, не старайся зря, и не напугаешь, — проговорил, склонившись над Жюльеттой Командор де Сен-Мазарин, — не трать напрасно пыл. Я найду Халила и покончу с тобой. Тебе остается только дожидаться этого события. Сопротивляйся, если сможешь…

Как только слова его достигли слуха Демона, он сразу перестал изрыгать рыдания и проклятия. Поднявшись на удивление легко, без посторонней помощи, он взобрался на лавку, где еще оставалась скомканной Данилкина постель и уселся, поджав колени. Казалось, еще немного, и без всякого участия Халила Демон перестанет существовать, он уйдет на поражение и смерть, покинув земные пределы, потому что смертное тело его находится на грани полного разрушения. Но так могли подумать только непосвященные, кто не был знаком с увертками Белиала. И конечно только не Командор де Сан-Мазарин.