Леонид Кудрявцев - Охотник и вампирша

Она не смогла ответить на этот вопрос ни утвердительно, ни отрицательно. Не смогла – и все. Потому что ответа и сама не знала.

Она дралась, и этого было достаточно. Она дралась, потому что ей так захотелось.

«Ой, лукавишь ты, – сказала она себе. – Ой, лукавишь. Может быть, все же это желание драться появилось у тебя лишь тогда, когда ты вдруг сообразила, что все твои труды пропали даром? Может быть, ты воспылала такой ненавистью к Сопернику, когда поняла, что он не Хантер, а стало быть, все нужно начинать сначала? Когда поняла, что охотник опять тебя обманул, в который уж раз?»

– Обманул? – пробормотала вампирша. – Обманул? А ведь и точно. Ах он негодяй.

Она улыбнулась и снова посмотрела на небо. Похоже, у нее осталось не более десяти минут. Потом встанет солнце, и она умрет. С сознанием, что этот пройдоха Хантер ее опять обманул.

И даже не тем, что вместо себя подсунул какого-то тухлого серого мага. Тем, что остался жить, тем, что заставил ее потратить ту драгоценную жидкость, которая раз в двадцать лет созревает внутри полого зуба любого вампира, ту жидкость, которая может сделать вампиром любого человека, стоит его в нужный момент укусить.

«Ах, паршивец, – почти весело думала Лисандра. – Ускользнул, оставил с носом. Стало быть, если даже благодаря какому-то чудовищному везению я не погибну, все равно, для того чтобы превратить этого охотника в вампира, придется ждать двадцать лет».

Она хмыкнула.

«А теперь скажи, ты, глупая трехсотлетняя вобла, какого черта ты этого Хантера спасала? – сказала она себе. – В надежде, что через двадцать лет тебе повезет и ты сможешь сделать то, что не смогла сейчас? А? Подумай хорошенько, проживет ли он эти двадцать лет? Люди, они, понимаешь ли, не такие долговечные, как некоторые кровососущие. Что, съела?»

Вот именно, съела. И еще как.

Лисандра подумала, что она просто старая, глупая дуреха, вообразившая, что у нее и того, кто занимается истреблением таких, как она, может быть что-то общее.

Нет, не может.

И осознание этого странным образом усилило ее желание во что бы то ни стало выжить, спасти свою шкуру и доказать им всем, всему миру, а в первую очередь себе самой, что она может добиться того, чего пожелает. Всего. Если очень сильно захочет.

«Все не так сложно, – думала Лисандра. – Я не могу сделать Хантера вампиром в ближайшие двадцать лет. Ну и хорошо! Кто сказал, что это должна сделать я лично? Достаточно найти вампира, у которого вот-вот созреет нужная мне жидкость, и заставить его укусить именно Хантера. Это может быть сделано, и, стало быть, будет. Уж я позабочусь. Но сначала нужно выжить любой ценой».

Она снова посмотрела на небо и подумала, что у нее осталось не более пяти минут. С израненными руками и ногами она могла только ползти. А поблизости не было ни одного убежища, в котором она могла бы скрыться до следующей ночи.

Раны, полученные ею во время схватки с соперником, зарастут очень быстро. Все-таки они не были нанесены серебром или осиновым колом. Это были самые обычные, полученные в схватке между двумя вампирами раны. Если ей удастся где-нибудь пересидеть этот день, то уже следующей ночью она наверняка сможет вернуться домой.

Убежище. Вот что ей было нужно. Сейчас, немедленно, здесь. Но его не было.

И все же вампирша поползла. Она ползла в сторону леса, заранее зная, что не сможет в нем укрыться, но все же ползла. Ей хотелось жить. Ей очень хотелось жить.

Она ползла. А потом настал момент, когда она поняла, что время кончилось. И вот сейчас на нее упадет первый солнечный луч, плоть ее задымится, наступит последняя боль, и она умрет окончательно, бесповоротно, умрет навсегда. И ничего уже не изменишь, ничего не сделаешь, ничего не переиграешь по-новой.

И тогда вампирша решила повернуться лицом вверх. Ей почему-то казалось, что так встретить смерть будет более достойно, более благородно.

Она подумала, что искусство умереть тоже существует. И немногие смогли овладеть им так, чтобы суметь попрощаться с этой безумной жизнью, не теряя достоинства, так, как должно это делать.

«Дудки, я смогу, – подумала Лисандра. – Скулить и корчиться от страха я не буду».

И все же ей было страшно.

Она закрыла глаза и перевернулась на спину. И лежала так несколько секунд, ожидая первый луч солнца, который принесет ей первую, самую нестерпимую боль. Конечно, будут и другие. Прежде чем умереть, она успеет и накричаться, и накорчиться, но тогда она уже перестанет быть собой, перестанет быть Лисандрой, превратившись в сгорающее тело.

Она хотела встретить этот первый луч, пока еще была самой собой.

А его все не было и не было.

Лисандра открыла глаза.

И тут ей в лицо ударили струи дождя, самого настоящего, из тех, которые бывают только зимой, льются из туч, почти мгновенно закрывающих небо, отгораживающих все, что попало под этот дождь, от солнца.

А стало быть…

«Нет, это свинство, – подумала Лисандра. – Самое настоящее свинство. Так нельзя. Прямо издевательство какое-то».

А дождь все лил и лил.

Вампирша приподнялась и посмотрела на ближайший к ней сугроб. Струи дождя превращались над ним в снежинки. И этих снежинок было много.

Вампирша ударила кулаком по земле и истошно взвыла.

Она не верила в свое спасение. Она думала о том, что судьба обошлась с ней просто подло, нечестно и мерзко. Потому что дождь будет идти час, ну, может быть, два. Но все равно наступит момент, когда он кончится. А она за это время не успеет спрятаться. И конечно же, все равно сгорит под лучами солнца. Все равно. Вот только произойдет это неожиданно. Она не будет готова к смерти и умрет без всякого достоинства, без подготовки, мерзко, противно и ничуть не благородно.

А дождь все лил и лил. Он был не очень густой, но и не редкий, он не желал идти быстрее или медленнее. Обычный монотонный зимний дождь из тех, которые могут идти сутками.

Близилось утро, и дудочки крысоловов звучали все тише.

Алвис открыл окно и с наслаждением вдохнул принесенный ветерком запах корицы. Оглянувшись, он увидел, как Жанет покопалась в ворохе сброшенной одежды и вытащила из-под него сумочку. Открыв ее, она достала коробочку с сигаретами и закурила. Сделав несколько затяжек, его подруга сказала:

– Ты забыл надеть черные очки.

Алвис улыбнулся.

– В такую-то ночь? Уверен, сейчас почти все жители города сидят по домам и следят за своими ненаглядными детками. Как бы они не ускользнули на улицу.

– А те, у кого детей нет?

– Таких немного. Да и они наверняка уже спят.

Жанет хихикнула.

– Как мы, например.

– Точно, как мы.

Алвис прикрыл окно и, мягко, бесшумно ступая по деревянным половицам, подошел к кровати. Жанет фыркнула.