Кристофер Сташефф - Камень Чародея

Орин убежденно кивнул.

— Именно в этом заключалась наша ошибка — в стремлении познать мир, бороться с ним.

— Вот именно, конечно, — поддакнула темноволосая красавица, — а когда мы перестали бороться, всякая борьба закончилась.

— Но тем самым ты говоришь о том, чтобы перестать думать!

— Правильно, — подтвердил Иоганн, — на этом и покоится наше спокойствие. Мы перестаем задумываться.

— И достигаете мира, — подытожил Джеффри.

— Но как можно заставить мозг перестать работать? — спросил Грегори.

— Слушая музыку, — объяснил Иоганн. — Когда думаешь только о сладких звуках, все остальное незаметно исчезает из головы.

— Не могу поверить, — возразил Грегори. — Слушание музыки не может уничтожить мысль.

«Может-может, — услышал он в голове голос Фесса. — Сосредоточенность на одном устраняет все остальное. К тому же этот лотос притупляет разу! и вызывает эйфорию. Это своего рода наркотик».

— Наркотик, — задумался Джеффри. — Это слово означает «подобный смерти». [4] Греческое слово «наркотик» действительно означает «приводящий в состояние оцепенения, подобное смерти».

«Более точное определение. — «похожий на смерть». Обычно оно означает состояние, схожее со сном», — передал Фесс.

— А Сон — брат Смерти, — подвел итог Грегори. Иоганн протянул Корделии цветок лотоса.

Присоединяйся к нашему блаженству.

— Перестав думать? — потрясенно воскликнула она.

— Вот именно! Отключи свой мозг.

— Расслабься… — Адель соблазнительно улыбнулась.

— Поплыли со мной по течению, — Венна шаловливо взглянула на Магнуса. Она снова откинулась и лениво потянулась, протягивая руки к Магнусу. Он зачарованно смотрел на девушку. Джеффри тоже.

— Нет! Можете ли вы или нет, вы не должны! — Грегори был близок к слезам. — Думать необходимо, потому что все остальное — ложь!

— Но какой в этом смысл? — со скептической улыбкой поинтересовался Ално.

— Должен быть смысл! Иначе зачем у нас мозг? «В этом утверждении большой смысл, — вновь в головах детей послышался голос Фесса, — потому что ваш вид выработал разум, чтобы справляться с окружением. Развивая способность мыслить, люди получили больше возможностей для выживания и процветания. Если бы мир действительно был лишен смысла, тогда разумные существа имели бы столько же шансов на выживание, как и неразумные. Они не выжили бы».

— Точно, — радостно воскликнул Грегори. — Более острый разум был бы хуже приспособлен к жизни — потому что мир свел бы его с ума!

— Все не так уж плохо, малыш, — Ирене сочувственно улыбнулась и протянула ему руку. — Мир таков, каков есть. Мы не можем изменить его. Можем только наслаждаться, пока живы.

— Но как же завтра?

— Завтра мы тоже будем плыть по реке.

— Но все реки впадают в море! — настаивал Грегори. — Что вы будете делать, когда окажетесь в океане?

Адель нахмурилась.

— Успокойся, малыш!

— Не говори так с моим братом! — выпалила Корделия, потому что могла бы так сказать и сама.

Адель смерила ее презрительным взглядом и уже собралась ответить, но ее опередил Иоганн.

— Когда окажемся в океане? Продолжим плавание!

Грегори раздраженно закатил глаза.

— Нет, подумай! А как же бароны, через земли которых протекает эта река? Неужели они позволят вам беззаботно предаваться удовольствиям?

— А почему бы и нет? Мы же их не трогаем.

— Ты можешь не трогать Жизнь, но Она всегда тронет тебя. И что ты будешь делать, когда она тебя затронет?

— А разве мы обязаны что-то делать? — Ално смерил его строгим взглядом. — У нас есть выбор. Разве существует закон, по которому мы обязаны жить?

— Существует, — негромко ответил Иоганн, — но нам не смогут его навязать.

— И то верно! Как нас достанут? Мы плывем по реке!

— Запрудят реку, — закричал Грегори, — и достанут!

Иоганн с первыми признаками раздражения отмахнулся от этого детского замечания.

— Мир, мир!.. Когда наступит такой день, тогда и постараемся найти ответ. Успокоило тебя это?

— Нет, — твердо ответил Грегори. — Разве ты не понимаешь, что нужно придумать выход раньше, до того, как наступит этот день?

— А разве ты не понимаешь, что даже самый настойчивый искатель нуждается в отдыхе? — возразила Ирене, стараясь говорить мягко.

Грегори помолчал и наконец признал.

— Да. Даже разум нуждается в отдыхе. Но скажите, каким долгим должен быть этот отдых?

— А-а… день, неделю, — небрежно отозвалась Адель. — Какая разница?

— Но ведь долгий отдых — это сон, — пояснил Грегори.

— Ну и что? — ответила Ирене, забавляясь. — Это маленький сон, не большой.

Джеффри нетерпеливо пожал плечами.

— Большой сон, маленькая смерть — действительно, какая разница?

— Испытай Малую Смерть со мной — и поймешь, — Венна протянула руки.

— Давай расслабимся, — Иоганн потянулся к Корделии, — и золотой сон поцелует твои глаза. А разбудят тебя улыбки!

— Нет, — с трудом возразила Корделия, словно слова из нее клещами вытягивали, — я не должна спать.

Адель раздраженно вздохнула, а Иоганн с вымученной улыбкой решил предпринять последнюю попытку:

— Но даже часовой рано или поздно должен отдохнуть. Пусть твой мозг отдохнет, как у всех нас. Слушай слова музыки, и пусть они заполнят твое сознание.

— Слова? — Джеффри с тревогой поднял голову. — Какие слова?

— Слова в музыке, — ответил Орин. — Разве ты не слышишь их?

— Послушай, — предложила Ирене. Гэллоугласы нахмурились, вслушиваясь.

— Слышу, — наконец признала Корделия, — но это не голос. Говорит сама музыка.

— Но я не понимаю смысла, — с сомнением пробормотал Джеффри.

— Ты только слушай, — заверила его Ирене. — И начнется снова. Это всегда начинается.

Действительно, слова повторились. Несколько минут напевная речь переплеталась с мелодией и почти немедленно начиналась снова — и опять, и опять, по кругу. Постепенно слова становились все яснее.