Фуюми Оно - Тень Луны - Море Теней

— Точно-точно.

— Я слыхала, что у неё ужасно строгие родители, всегда твердили ей, что нужно быть «примерной девушкой».

— Вот и я об этом. Но, несомненно, от неё всегда была большая польза, с этими домашними заданиями.

— Верно, верно. Кстати, я даже не прикасалась к сегодняшнему заданию по математике.

— Эй, я тоже.

— Кто-нибудь его сделал?

— Никто и не делал, кроме Накаджимы.

— Йоко, вернись, пожалуйста!

Раздался весёлый смех. Тут же дружная сценка затуманилась перед её глазами, подернувшись дымкой. Образы исказились, теряя форму, человеческие фигуры начали таять. Затем, пропали в мгновение ока. Свет исчез, и всё, что осталось, лишь лезвие меча.

Йоко медленно опустила неожиданно потяжелевший до боли в руке меч. Всё это время она знала, в глубине сердца, что те, кого она называла подругами, никогда таковыми не являлись.

На какой-то краткий миг жизни они столкнулись вместе, отираясь, щека об щеку в тесной клетке. На следующий год они разлетятся по разным классам и забудут друг друга. После окончания школы они никогда, наверное, не встретятся вновь.

Несмотря на это, слёзы хлынули из её глаз.

Она знала, что это были лишь временные связи, в лучшем случае. Но, всё равно, а может именно поэтому, она пыталась отыскать в них какой-то внутренний смысл, потайную истину. Если бы она могла ворваться сейчас в этот класс, попытаться оправдаться перед ними. Как бы они отреагировали, подумалось ей.

Они жили далеко отсюда, в мирной стране, юные женщины, безусловно уверенные, что испытали в своей жизни много горя и несчастий. Когда-то, она была такой же как они.

Сама мысль заставила Йоко зайтись в таком диком хохоте, что она начала кататься по земле, хватаясь за живот. Свернувшись таким образом, как зародыш в утробе, она вдруг поняла, что одинока, совершенно одинока, отрезана от всего остального мира.

Когда она ссорилась с родителями, или во время стычек с подружками, или же на неё просто накатывало уныние, и она жаловалась самой себе на одиночество, разве всё это было не более чем пустой прихотью? У неё был дом, куда она могла всегда вернуться, её окружали люди, которые не предали бы её, не моргнув глазом, и были бы готовы её утешить. И если бы их не стало, она всегда могла бы завести себе новых друзей, пусть и ненадёжных.

Тут же она услышала этот голос, звук которого она не выносила, сколько бы ей не приходилось его слышать. Свернувшись в клубок на земле, Йоко поморщилась.

— Я тебе повторяю, ты не можешь вернуться.

— И слышать не хочу.

— Ну, если ты всё равно думаешь об этом, давай вместе взвесим суть твоих мечтаний? Даже если бы ты могла вернуться, никто тебя там не ждёт. Ты просто не тот человек, которого стоит ждать.

Каким-то образом, появления обезьяны были связаны с видениями, которые она видела на мече. Голубая обезьяна всегда возникала сразу после того, как она их видела. Он никогда не причинял ей вред. Просто он никогда не говорил ей то, что она хотела услышать, да еще таким раздражающим голосом. Кроме всего, Джойю нисколечко на него не реагировал.

— Моя мама ждёт меня!

В её памяти всплыл образ одного из видения её матери, ласкающей тряпичную куклу. Пусть она не могла назвать своих подруг настоящими друзьями, но она всегда могла положиться на свою маму. От неожиданного наплыва тоски по дому ей сдавило грудь.

— Моя мама плачет обо мне. Поэтому, когда-нибудь, я всё же вернусь домой.

Обезьяна расхохоталась еще сильнее. — Ну конечно. Она же твоя мать, в конце концов. Это всегда так печально для родителя потерять своё дитя.

— Это ещё что значит?

Йоко приподняла голову над зарослями. Там находилась обезьянья голова, купаясь в голубом свете, на расстоянии вытянутой от неё руки.

— Ой, да она грустит вовсе не потому, что ты пропала, малышка. Она грустит, потому что пропал её ребёнок. В этом вся её печаль. Неужели ты не понимаешь даже этого?

Это был удар ниже пояса. Йоко не могла сообразить, что ответить.

— Если бы, например, пропала не ты — а семейная паршивая овца — она бы вела себя точно так же. Такие уж они, эти матери.

— Довольно.

— Ой, да брось смотреть на меня букой. Я всего-навсего сказал тебе чистую правду. — Обезьяна залилась смехом, смехом, отдающим режущими ухо взвизгами. — Это ведь всё равно, что домашнее животное. Ты его растишь, и оно к тебе привязывается, разве не так?

— Заткнись! — Йоко вскочила на ноги, обнажая меч.

— Ой, как страшно, как страшно, — продолжала смеяться обезьяна. — Ты скучаешь по своим родителям, верно? Даже по таким родителям.

— Я тебя не слушаю.

— Понимаю, малышка. Дом есть дом, дом есть дом. Не то, что бы ты так уж сильно хотела увидеть своих родителей. Ты всего лишь хочешь вернуться к домашнему очагу и друзьям.

— Что ты хочешь этим сказать?

Обезьяна весело хихикнула. — Ты не переживаешь по поводу предательства со стороны родителей? Ты так уверена? Но разве ты не более чем домашний питомец?

— К чему ты клонишь?

— Что ты, домашний питомец, ничем не отличаешься от кошки или собаки. Всё просто замечательно, пока ты послушная и ласковая. Но стоит тебе укусить хозяина или погрызть мебель, и что тогда? Они не побьют тебя, заботясь о своей репутации. Но, стоило бы окружающим отвернуться, и можно будет сбиться со счёта от родителей, готовых придушить бедных щенят.

— Это нелепо.

— Разве? Может и так. Обезьяна насмешливо взглянула на ней, игриво раскрыв глаза. — Родители так гордятся тем, как они пестуют своих малышей. Нет, чёрт возьми, неверно я выразился. То, чем они на самом деле больше всего гордятся, это как хорошо они изображают из себя любящих родителей!

Воодушевлённые визгливые крики обезьяны били прямо по ушам.

— Ты…

— Так же, как и тебе, а?

Йоко замерла, положив руку на рукоять меча.

— Было приятно изображать из себя послушное дитя, да? Потому что тогда ты могла принимать всё, что говорили твои родители за чистую монету, верно? Но у тебя всё равно постоянно присутствовал страх перед наказанием за непослушание, разве это не уподобляет тебя собачонке, пытающейся услужить своему хозяину?

Йоко прикусила губу. Она никогда не боялась физического наказания. Но такие вещи, как громкие нагоняи, нависшая, тягостная атмосфера в доме, запрещение купить то, что она так хотела, и ещё многие другие наказания, действительно удручали её, и, незаметно для неё самой, заставляли её постоянно прислушиваться к настроению родителей.

— Ты никогда не была хорошей девочкой. Вовсе нет. Тебя пугало отвержение, поэтому ты старалась быть очень удобным ребёнком для своих родителей.

— А твои хорошие родители — точно такая же ложь. Никакие они не хорошие, всегда оглядываясь через плечо, боясь того, что о них скажут окружающие. Думаешь, вруны, сбившиеся в стаю, никогда не предадут друг друга? О, ты предашь своих родителей. А твои родители, разумеется, предадут тебя. Таковы законы плоти. Мы рассказываем друг другу лживые басни, а преданный предаст предателя.