Ив Форвард - Анимист

Малыш спал рядом с матерью, дергая ножками в младенческих снах. Нук проснулась, когда Алекс опустился на колени возле нее. Флип пристроился рядом и тихо заговорил с ней.

– Спроси ее, где болит и как, – попросил Алекс, смешивая в мисочке раствор для промывания раны.

Флип долго говорил с женой, потом повернулся к Алексу.

– Она говорит, что у нее кружится голова и ее тошнит. Она не хочет есть. Хуманы пинали ее и били по бокам, и теперь внутри больно и холодно, но рана горит.

– Я дам ей это лекарство, но малыша некоторое время после этого нельзя будет кормить, потому что оно попадет и в молоко, понимаешь? – объяснил Алекс и взял другую бутылку, пытаясь прикинуть вес грызихи. – Он сможет потерпеть немного?

– Он будет голоден, но с ним такое уже не раз бывало, – вздохнул Флип, поднимая спящего малыша.

В темных глазах Нук была печаль.

Она лежала очень тихо, пока Алекс промывал и зашивал рану. Толстая шкура грызов походила на обработанную овчину. Он осторожно потрогал ее бока и поморщился, когда Нук, вся дрожа, сжалась от напряжения. Если бы не мех, она вся была бы в синяках. Он наложил шину на лапу, но ничего не мог поделать со сломанными ребрами. Дозу порошка-антибиотика он дал ей такую же, какую принимал сам, плюс маленький глоток средства, останавливающего кровотечение. Лекарствами от лихорадки, однако, пользоваться было нельзя, потому что все они предназначались для хуманов и могли оказаться опасны для других видов. Флип внимательно наблюдал за ним, время от времени прикасаясь к лапе или морде жены.

Алекс дал ей выпить обезболивающего, и через некоторое время мучительное напряжение мускулов ослабло и Нук немного расслабилась и задышала спокойнее. Флип радостно зацокал зубами, и она тихо пискнула в ответ.

– Она говорит, что ей лучше, – сказал Флип.

Алекс сел и поморщился от пронзающей боли в лопатках: он не понимал, насколько был напряжен во время работы.

– Хорошо-хорошо, – вздохнул Алекс – Надеюсь, это поможет. Я знаю, ты говорил, что мне надо побыстрее выбраться из города, но я останусь и помогу. И я знаю, что она сильная… помню, как она врезала мне.

Он улыбнулся, чтобы показать, что шутит, хотя грызы все равно смутились.

– Мы очень, очень сожалеем об этом. Флип опустил глаза.

– Да ладно, дело прошлое, – улыбнулся Алекс.

– Спасибо, добрый, – сказал Флип. Нук снова пискнула, и Флип перевел: – Она хочет знать, можно ли положить к ней малыша?

– Пожалуй… если возможно обернуть ее одеялом так, чтобы малыш не мог сосать, – ответил Алекс.

Флип рылся вокруг, пока не нашел большой кусок ткани, и осторожно обернул жену, закрыв розовые соски, проступающие через коричнево-белую шерсть, потом положил малыша рядом с ней. Нук обняла одной лапой крохотное тельце и, вздохнув, снова погрузилась в сон.

– Он у нас первый, – гордо прошептал Флип. – Нук очень беспокоится о нем. Он был еще розовый, когда мы впервые встретили тебя, и мы были голодны, так голодны… иначе мы бы не попытались ограбить тебя, волшебный господин, – добавил он, просительно глядя на Алекса.

– Не беспокойся об этом… и не надо называть меня господином. И ведь я обязан тебе жизнью.

Алекс невольно зевнул.

Флип ушел поискать еду и через некоторое время вернулся. Алекс уснул, сидя у стены, подобрав ноги в тесном пространстве рядом со спящей Нук. Флип принес несколько свежих булочек, выпеченных в форме крысы; очевидно, какой-то предприимчивый пекарь использовал сегодняшнее развлечение. Уплетая булку, Алекс размышлял, станет ли этот день традицией: с ежегодными «крысиными булочками», музыкой и ритуальным утоплением какой-нибудь несчастной крысы или даже грыза в реке. Он содрогнулся.

Нук не проснулась, и Флип с Алексом решили не беспокоить ее. Пить было нечего, кроме разбавленного болеутоляющего, приготовленного Алексом, поэтому они его и выпили. У напитка был привкус аниса. Алекс подумал, что это пригодится для облегчения спазмов в ногах и спине. Пылинка обследовала комнату, потом уселась в дырке в общей стене, самодовольно принимая поклонение соседей-грызов. Алекса представили им: одинокой самке по имени Лиип и двум ее сыновьям, Лену и Триту; юным грызам было около десяти лет, что делало их в пересчете примерно ровесниками Алекса (грызы развивались и старели быстрее хуманов). Лен и Трит хорошо говорили на торге, и трое юношей тихо, чтобы не мешать Нук спать, разговаривали через стену. Наконец Алекс тоже начал клевать носом, и Лиип с трудом удалось угомонить сыновей.

Флип свернулся поблизости, и Алекс сумел вытянуться на неровном полу. Время от времени из-за стены смутно доносились голоса из винодельни. Пылинка свернулась у него под подбородком, и он провалился в глубокий сон.

Разбудил его через некоторое время жалобный, пронзительный плач малыша, испуганного холодом и неподвижностью тела матери.

Флип вскочил на ноги, коснулся щеки жены, ее носа и тяжело осел рядом с ней, дрожа от горя. На мгновение у дальней стены появились несколько лиц и исчезли без единого слова или писка. Алекс, потрясенный и опечаленный, закрыл лицо руками. Голодный и замерзший малыш продолжал пищать, пока наконец Флип не прижал его к груди, где мех заглушил плач.

– Мне жаль, мне так жаль… я думал… – пробормотал Алекс.

– Я знаю, что это не твои лекарства, – прошептал Флип. – Ты сам пил их. И я тоже.

– Наверное… внутреннее кровотечение, но я не мог быть уверен…

Алекс не мог больше говорить; горло сжалось, и полились слезы. У него на плече Пылинка тыкалась ему в ухо и прижималась, стараясь успокоить.

любовь забота утешение

– Нас никогда не учили хирургии для… никто не знает хирургии для грызунов, потому что считается, что такого анима ни у кого не будет, и никому нет дела…

Алекс поднял глаза и увидел в тонком лучике солнечного света на полу лужицу мочи, вытекшей из мертвого тела. Темную от крови и протеинов.

– Внутреннее кровоизлияние, – прошептал Алекс. – Эти ублюдки… они избили ее и…

– Да, у нее текла кровь изнутри, – вздохнул Флип. – Я тогда боялся, что дело безнадежно, но не хотел тревожить ее. И тебе не сказал – боялся, что ты не станешь помогать. Ведь кровь течет не только при внутренних повреждениях, но и из-за чумы.

– Я знаю, что у вас нет никакой чумы, – сказал Алекс, – и вся беда в тех ублюдках-хуманах, которые считают, будто жестокость оправданна, если направлена на кого-то другого.

Флип печально вздохнул и протянул Алексу малыша.

– Ты не подержишь его? – спросил он. – Я должен… позаботиться о том, что остается, когда другие покидают нас.

Алекс взял малыша на руки. Он был тяжелый, теплый и мягкий, как хороший бархат. Пылинка наклонилась и обнюхала его. Малыш уперся лапками в Алекса. Алекс прикоснулся к лапке кончиком пальца, но в отличие от приматов младенец не ухватился за него.