Макс Фрай - 78

Приходила мама, подбирала презрительно отброшенного «Маугли», осторожно касалась горячего лба, и в уголках ее губ появлялись морщинки. Но постепенно Катя выздоравливала, жар спадал, глуше звучали гитары, и огненные полосы на тигриных шкурах выцветали — царственные звери все больше походили на нелепо огромных и головастых палевых собак. В глубине души Катя чувствовала, что теперь все тигры — лишь внутри нее, и немного стыдилась, что не оставила ни одного для пампы: без них бесконечные травяные просторы казались безжизненными. Над улицей Серрано нависала печаль, и под ее туманным пологом Катю настиг последний кошмар.

Сеньорита Катерина, прогуливаясь с соседскими девушками, встретила слепого старика. В его глазах застыли тысячи потерянных миров и непридуманных книг, пиджак лоснился на локтях, вытертых о сотни столов и кафедр. «Вот ученый человек, который доживает в бедности, — сказала Катерине одна из подруг, — вся слава досталась другому с тем же именем». Она подала ему монетку, но старик не взял денег. Он обратил невидящие глаза на Катерину.

«Это чужой сон, — сказал он и слепо зашарил руками. — Отдай моих тигров и уходи», — когтистые пальцы впились в рукав платья. Катя испуганно вскрикнула и бросилась прочь из сна. «Отдай моих тигров!» — кричал вслед слепец, но Катя уже проснулась, чувствуя, как тесно в ее душе громадным полосатым зверям.

— Далеко не убираю, — с улыбкой сказала женщина в пуховом платке, откладывая «Маугли» в сторонку.

— Я больше не буду его брать, — сердито ответила Катя, — надоело. Поищу что-нибудь новое.

Плутать среди сумрачных стеллажей не пришлось — первый же поворот вывел к кабинету Библиотекаря. Из-под двери по-прежнему бил свет, но Кате показалось, что его золото потускнело. Она прислушалась: в комнате стояла мертвая тишина, и было слышно, как бесконечно далеко, за лабиринтом из тысяч полок с книгами, покашливает женщина в платке. Катя почувствовала внимательный и укоризненный взгляд, проникший через толстые резные доски двери, и гордо вскинула голову: сеньорите Катерине не к лицу жаться на пороге. Она толкнула протяжно заскрипевшую створку и вошла, насмешливо кривя губы.

Пахло кожей, пылью и кофе. Солнечный свет пробивался сквозь щели в плотных шторах, ложился широкими полосами на стол черного дерева, заваленного картами, старинными книгами с медными застежками и оборванными на середине строчки рукописями. Библиотекарь неподвижно сидел в тяжелом кресле: морщинистое лицо обращено к стоящим на каминной полке песочным часам, рука сжимает чашку, исходящую густым ароматным паром. Скрежет двери стих, и Кате стало слышно, как шуршит песок, пересыпаясь в нижнюю воронку, — звук сливался с тихим, шелестящим дыханием Библиотекаря.

— Это не твой сон, — сказал наконец он.

Катя молча кивнула. Дрогнули солнечные лучи, и по комнате потек тигр. Литые мышцы перекатывались под блестящей шкурой, и глаза горели вечным пламенем. Тигр покосился на Катю — она снова кивнула, — прислонился огромной лобастой головой к пергаментной щеке Библиотекаря и тихо, нежно заурчал. Упала последняя песчинка в часах, и Катя вышла в холодный лабиринт стеллажей. Постояла, прислушиваясь. За дверью часто и сухо трещало, и Катя не сразу поняла, что это стучат клавиши пишущей машинки.

Тонкая книжица в рыжей, истертой до ворсистости обложке упала с полки и раскрылась посередине. Катя прочитала последнюю строчку. Опасливо оглянувшись, сунула книгу за пазуху. Прокралась в раздевалку, накинула пальто и, не застегиваясь, выскочила из библиотеки.

Бураны наконец закончились, стало морозно и ясно, и маленькая зеленоватая луна в рыжем ореоле была похожа на глаз. По опустевшей улице Блюхера далеко разносился громкий скрип снега под ногами. Катя больше не боялась тигров, и не боялась, что они уйдут навсегда. Ее власть была безграничной.

Эта карта говорит о страдании, у которого есть реальные причины. То есть, за страданием стоит не из пальца высосанная, а реальная, серьезная проблема.

Негативные эмоции, о которых предупреждает Девятка Мечей, разрушительно действуют на организм. Тот самый случай, когда говорят: "все болезни от нервов". Даже в самом благоприятном окружении Девятка Мечей указывает на душевную рану, которая не заживает и в ближайшее время не заживет.

Ее готовили к этому с детства.

С тех самых пор, как старая няня принесла ее простыню, сняв чепец, отрезала свои волосы, кинула все это в камин и ушла в лес, что означало, что она из девочки превратилась в девушку, к ее урокам пения, танцев, хороших манер и королевской чести, добавился еще один.

Она, кстати, потом спрашивала, почему няня ушла в лес, почему босой и что с ней стало, но ей ответили, что такие вопросы не соответствуют королевской чести. Но она еще долго потом плакала по ночам, когда слышала, как воют волки в лесу.

Это была странная наука.

С одним единственным заданием — молчать и улыбаться, что бы не происходило вокруг.

Ей показывали пытки. Много и разных.

Она слушала хруст костей, крики мучеников, плачь детей.

Если она вздрагивала или отварачивала лицо, а еще хуже того, плакала и просила пощадить невинных, ее лишали обеда и запирали в башню на три дня.

Пока она не научилась молчать.

Но это был только первый этап обучения.

Кода она научилась молчать, ее выдали замуж за короля и она стала королевой.

После рожденья первенца — наследника трона, когда ему исполнился три дня, учение продолжилось.

К ней приводили самых несчастных и уродливых людей королевства и она должна была слушать их слезы, мольбы, несчастья.

Она молчала, но если в ее взгляде сквозило состраданье, ее не подпускали к ребенку.

Пока она не научилась улыбаться.

Когда королю доложили о том, что королева наконец стала настоящей королевой, по всей науке, он молчал и улыбался.

По традиции, все покинули замок, оставив короля и королеву одних.

Через семь дней, когда все вернулись, король и королева сидели на троне и молча улыбались.

Король сам отбирал шута.

По всем правилам — посещал смертные казни, слушал последнее слово приговоренного, но никто не подходил. Наконец кандидат нашелся.

Он был очень красив — широк в плечах, высок, с привычкой небрежно откидывать непослушную прядь со лба.

Никто не знал какое преступление он совершил, да это было и неважно.

Он сумел своим последним словом рассмешить не только толпу, но даже палача, который от смеха выронил топор и пришиб себе ногу.

Король поднялся со своего места и кинул парню монетку — тот весьма ловко поймал ее, повертел в руках и кинул обратно королю, который даже не повел бровью — молчал и улыбался.