Наталья Метелева - Огнетушитель для дракона

Наставник Юй, гигантским скачком оседлавший избушку, раздался в размерах. Если он дунет огнем, от царевны останется расплавленная лужица.

Я закричал изо всех сил:

– Стойте, это Ларика! Ларика, это же мы!

Она не тронулась с места и ничем не показала, что узнала нас.

Юй уже походил на гигантскую паучиху, начинённую плазмой. Крыша прогнулась и трещала под его тяжестью.

Одну за другой я выплюнул две молнии, целя в трехсаженную нейтральную территорию между избушкой и «Хондой». Взрывы слились. Поднятый грунт залепил стёкла машины, лица автоматчиков и избушку со всеми её пассажирами. Наставник удержался на крыше, хотя труба треснула и покосилась. Надеюсь, это не последняя голова Горыхрыча, а всего лишь рог.

Ларика попятилась. Сумасшедшая, почему она не бежит? Или в обмороке? Тогда как она может двигаться?

Автоматчики внутри ожили, огрызнулись короткими очередями.

Я спешно отправил царевне информационный плазмоид. Но тут с крыши сорвалось огненное дыхание Юя, врезалось в мое послание, и двойной взрыв расшвырял враждующие стороны. Жар опалил сухие бревна избушки, краска «Хонды» запузырилась. Взревев от боли, Ларика дала задний ход, развернулась. Вслед ей летел дикий крик заживо горевшего Горыхрыча. Видит Ме, я этого не хотел!

«Хонда» притормозила у покорёженного автомобиля, но лишь на миг – убедиться, что их сообщники мертвы. Послышались выстрелы. Теперь точно живых нет.

Я отправил Ларике ещё одно плазменное послание и бросился к деду. Царевна исчезла за поворотом, так ничем и не выдав, узнала ли она нас.

Мы с наставником пытались сбить огонь с полыхавшей избушки, повалившейся на дорогу лапами вверх. Драконы умеют порождать огонь, но вот гасить… Я, плюнув на мимикрию, хлопал крыльями по брёвнам. От моих усилий пожар только разгорался.

Леди Йага орала:

– К ручью! Беги к ручью, курича, пока не пождно!

Горыхрыч был без сознания. И по той же причине он не мог мимикрировать хотя бы в дракона. А еще лучше – в какую-нибудь негорючую железяку типа трактора. Но дед принципиально не учился мимикрии в мёртвую материю. Он предпочитал живое дерево, как и наставник Юй. Как все наши старейшины. Мама… леди Йага хлопотала вокруг него, гоняя нас к ручью с откуда-то взявшимся чугунком.

Деда мы не спасли. Вскоре вместо избушки на развороченной дороге лежала закоптевшая, треснувшая от жара печь, не подававшая признаков жизни. Её не закрытое заслонкой чрево ещё дымилось.

Как всё нелепо. Это я убил деда. Если бы не мои молнии, он бы не ослеп, смог бы убежать. Но, если бы я не вмешался, Юй по неведению убил бы Ларику.

Я плакал, не стесняясь. Разве так – бесславно, по вине собственного внука – мечтал умереть дед?

Наставник тоже забыл о мимикрии и, плотно обмотав длинное гибкое тело вокруг печи, пытался вдохнуть в останки деда хоть каплю божественной ме . Шкуры китайских драконов обладают целебными свойствами, и я тоже украдкой прикоснулся к учителю, надеясь излечиться от последствий контузии.

– Не поможет, шынок, – язвительно, несмотря на заплаканный вид, прошипела леди-бабка Йага. – Ешли у тебя и контужия, то врожденная.

Я покосился на такую чужую теперь маму. Она никогда не позволяла публичных выволочек, как бы велика ни была моя вина. Неужели человекоподобная мимикрия так дурно влияет на характер?

Кольца Юя опали с безжизненной печи.

– Бесполезно, – вздохнул наставник.

Йага – вся в саже, словно только что вылетела в трубу – смахнула слёзы с морщинистых старушечьих щёк. Вытащила из кармашка бриджей носовой платок, оказавшийся размером с наволочку, шумно высморкалась.

– Вот и вщё. Откудахтался, голубчик наш…

Слёзы снова защипали мне веки. Я глухо выдавил:

– Учитель, прости. Пока еще не поздно, я отправляюсь за этими бандитами.

– Я понимаю твои чувства, Гор. Но твоя месть может подождать. Сначала нужно проводить твоего деда к Великому Ме.

Он подчеркнул интонацией, что это только моя месть [10]. И он её не одобрял.

Драконы злопамятны, но мстят редко. Не из особой доброты. Путь Ме и путь мести не совместимы. Дракон, посвятивший себя взысканию кровного долга, останавливается в развитии, и постепенно сила Великого Ме иссякнет в его теле. Приняв раз какую-то иноформу, он уже не сможет её повторить. Мститель постепенно утрачивает способность мимикрии, уходит из Гнезда и всегда одинок. Ни одна драконица не посмотрит в его сторону: он не сможет передать детям родовую память, нечего будет передавать. Естественно, я затрепыхался:

– Это не месть, учитель. У них Ларика. В иноформе «Хонды».

– Царевна? Тебя действительно контузило, Гор. Неужели я не узнал бы свою воспитанницу? Тебе померещилось.

– Это была она, учитель.

– И никак себя не проявила? Никто из нас не увидел её истинного облика!

Я не понимал, как можно не увидеть черт царевны. И как можно не заметить, что она была не в себе. И этот бензиновый запах.

– Её опоили бензином! Клянусь…

Леди Йага прошамкала:

– Не клянишь, и не будешь проклят. Ты вшпомни, как выглядел этот «шедан». Чтоб наша вшегда рашфуфыренная чаревна дошла до такого шоштояния? Да ни в жишть!

– Этому ли я учил тебя, Гор, – укоризненно сказал Юй. – Бросить прах деда на дороге. Забыть о цели твоего пути. За царевной наверняка поиск снаряжен. Без тебя справятся. Отправь сообщение, если подозреваешь в этом изуродованном внедорожнике Ларику. То-то она потом посмеется.

Я устыдился, хотя крылья чесались пуститься в немедленную погоню. Наставник, как всегда, прав. Долг превыше всего.

Леди Йага полезла в кювет, буркнув, что из-за этих переживаний у неё может не выдержать сердечная мышца, и надо срочно подкрепить её валерьяновым корнем. Вернулась она, опираясь на внушительный бадог, и волоча на себе Диму, о котором я напрочь забыл.

Печальный Юй растянулся на дороге бревном. Дима уселся на комель. Наставник из вежливости терпел. Наверное, студент так и не понял, что это бревно – хуже крокодила. Не понимал он и причин нашего горя: ведь наставник не успел представить ему деда Горыхрыча. Может, и к лучшему.

Мама… Нет, не мог я воспринимать новый облик Гаты Нагичны как мамин. Леди Йага, хитро на меня поглядывая, орудовала найденным в кювете бадогом – сгребала оставшиеся от деда головёшки. Я думал, она решила схоронить их. Но бабка водрузила на остывшие угли котелок с водой.

– Гор, – позвала она, – дунь огоньком.

Мама сошла с ума, – понял я. Не перенесла потрясений.

– Ты что, оглох, шынок? Жажги, говорю, коштерок.

Я не выдержал:

– Ты собираешься кипятить воду на дедовых костях?

Она задумчиво опустила глаза на головёшки.

– Не пляшать же на них. Горыхрычу они уже не нужны, а нам пригодятша. Мне кипяток надобен.