Вероника Иванова - И маятник качнулся...

Мне грустно, и неожиданная грусть ранит сильнее, чем боль, отголоски которой долетают со стороны шадд’ара. Я даже немного ему завидую: загоню Мантию на место, и он снова станет прежним. Каким захочет. А я... Я обречён остаться посередине, между «не было» и «не будет»... Так больно, что я даже начинаю испытывать наслаждение, упиваясь своим уродством... Ещё чуть-чуть, пожалуйста, — я смогу рассыпаться на мелкие кусочки, и тогда, быть может... я перестану чувствовать...

Нет. Зачем я пытаюсь обмануть самого себя? ЭТО не способно меня разрушить. Я привык быть ничем, и незавершённость меня не пугает. Возможно, находиться в Пути всё время — лучше, чем бегать по кругу, из начала в конец и обратно...

Раздражение уходит, просачиваясь между стиснутыми пальцами, и утекает вниз, смешиваясь с журчащими локонами реки. Новая игрушка упала на пол, едва не разбившись, и я потерял к ней интерес? Пожалуй. Но — ломать?.. Не стоит. Потому что это — не моя игрушка...

— Достаточно, ma’daeni. Пощадите его... и себя. — Тихий голос заставляет всколыхнуться Полог, который я мог бы опустить до конца.

Мантия, хитро скалясь, сворачивает Крылья.

Не так быстро!

«Что-то ещё?»

Осторожнее, иначе ты покалечишь сознание парня!

«Что мне за дело до этого невоспитанного ребёнка?»

Когда-то я... сам был таким.

«Не лги... ТАКИМ ты никогда не был...»

Почему же?

«Тебе никто никогда не прикрывал спину...»

Дыхание на миг сорвалось, и я скривился, когда игла сожаления кольнула грудь.

Оставим эту тему.

«Как пожелаешь...»

Помедленнее!

Я попытался мысленно коснуться сознания оборотня. Нежно-нежно, словно губами...

Всё хорошо, малыш... Не бойся, всё прошло... Я больше никогда не заставлю тебя испытывать такую боль... Дыши ровнее и глубже, сейчас всё закончится... Вот так, хорошо...

Пора и мне возвращаться к реальности...

Я встряхиваю головой, поворачиваясь.

Не может быть! Так вот кто ты, добрый друг моего детства! Почему же я не знал? Почему никто не говорил мне? И ты сам — зачем ты хранил в тайне свой титул?

Янтарные глаза всё так же теплы и понимающи. Я тону в них, отчаянно крича: «Почему ты не приходил раньше? Ты был так нужен мне!» И он отвечает:

— Мы всегда рядом друг с другом. Если хотим. Достаточно — вспомнить...

— Вы... Здесь... Зачем?

— Разве та, которую я послал говорить от своего имени, не объяснила цели?

— Да, но... Искать убийцу — не занятие для Главы Семьи.

— Всё зависит от того, кто — убийца и кто — жертва.

— И? — Я заинтересованно вскидываю бровь.

— Я выяснил всё, что хотел. — Он мягко улыбается.

— Каково же будет ваше решение?

— Вас заботят такие мелочи, ma’daeni?

— Это вовсе не мелочи! — Я качаю головой. — Я не отрицаю, что виновен в смерти одной из Охотниц... вы вправе назначить наказание. Какое сочтёте нужным.

— Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? — Как много ты знаешь, старик...

— Я действовал... не слишком честно, — сознаюсь я, хотя и неохотно.

— Вы имели на это право.

— Нет, вы не понимаете... Я... не хочу пользоваться Правами.

— Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? — Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущённо отвожу взгляд. — До поры до времени это будет вам удаваться, но... Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано.

— Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить своё Право. Кроме разрушения... Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплёвывая в сторону...

— Что же вам мешает заслужить уважение и любовь?

— А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств?

— Кто знает... Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать.

Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения... Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать — значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделен ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвёл её, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере — чтобы можно было набить ему морду...

Меня следует бояться. Примерно так относятся к бездумной стихии: гроза прекрасна, когда смотришь на неё издали, из надёжного укрытия. Но не стоит подходить ближе: молния ненароком может ударить в вас... Да зачем далеко ходить: что я сотворил первым делом? Чуть не убил оборотня из свиты шадд’а-рафа. Подозреваю, что нажил себе ещё одного заклятого врага. Кстати, как он себя чувствует?

Шадд’ар уже почти отошёл от перенесённого потрясения, вернувшись в человеческий облик, но дышит пока ещё очень тяжело, затравленно поглядывая на меня снизу вверх. И как мне поступить теперь?

— Я хочу принести извинения.

Теперь в его глазах мелькнул настоящий ужас. Если мой гнев был так разрушителен, то чего можно ожидать от моего снисхождения?

— Я был излишне суров по отношению к тебе. Достаточно было поставить блок, а не отвечать ударом на удар. Прости за то, что заставил пережить столь... неприятные минуты. Но обещай, что впредь ты сначала трижды взвесишь все «за» и «против», и только потом бросишься на врага.

— Но... — Голос звучит прерывисто и несмело, но упрямо. Совсем в моём духе. — Если долго думать, враг нападёт первым...

— Разве я сказал «долго»? — Улыбка сама собой забралась на мои губы. — Я имел в виду лишь «тщательно». Теория «первого удара» обладает неоспоримыми достоинствами и столь же существенными недостатками. Начинать поединок первым целесообразно только в том случае, если ты можешь предсказать ответную реакцию противника на несколько вдохов вперёд. В противном случае рискуешь нарваться на убийственную контратаку... — Я прерываю свои «поучения», заметив, КАК на меня смотрят: юноша — внимательно-восхищённо, старик — поощрительно-лукаво.

— Эй, чего это вы вдруг притихли? — Пришлось резко вильнуть в сторону от темы, сбивая ритм.

Шадд’а-раф улыбнулся:

— Из вас получится замечательный Учитель, ma’daeni. Когда вы начнёте преподавать в Академии, я прослежу, чтобы молодёжь посещала ваши лекции.

— Какие лекции? — взвился я. — Какая ещё Академия?!

— Та самая, символ которой вы носите...

Я впился взглядом в его лицо:

— Что означают эти руны?

— Право, я не...

— Что они означают? Отвечайте!

— Я позволю себе не выполнить этот приказ, ma’daeni. — Он ответил спокойно, чуть извиняющимся тоном.

— Почему? Что кроется за этим узором? — Я почти дрожу от нетерпения.