Вероника Иванова - Право учить. Повторение пройденного

— Расскажи, из чего она сплетена.

— Ты полагаешь это важным? — Взгляд Тилирит холодеет. Так происходит всякий раз, когда она чем-то заинтересована или удивлена. Хотя на моей памяти нет ни одного случая, заставившего тётушку удивиться, и тут я полагаюсь только и исключительно на обрывочные сведения, полученные мной от её собственного сына в очень личной беседе. Кажется, Ксо был в очередной раз уязвлён или расстроен превосходством матушки в построении логических цепочек, а смятенное состояние духа, как никакое другое, располагает к откровениям.

— Да. Для меня это важно.

— Только не думай, что знание поможет тебе отыскать лазейку в законах мироздания.

— Я и не думаю... Я...

— Надеешься? — Тётушка снова на редкость точно угадывает подоплёку моих действий.

Именно. Надеюсь. Знаю, что невозможно, но хочу испробовать все способы, пройти все тропинки: пусть мне придётся сделать не один лишний круг, всегда можно верить, что движешься по спирали, не удаляясь от центра, а приближаясь к нему.

— А если и так? Откажешь в ответе?

— Почему же? Не откажу. Иногда ответ способен убить быстрее и надёжнее, чем его поиски.

— Если ответ неверный.

— Если ответ дан.

Скрещиваем взгляды, как клинки, пытаясь увидеть, что прячется в тёмных омутах зрачков. Смотрим долго, и совершенно бесполезно: меня тётушка и так знает наизусть, а мне с моим ничтожным жизненным опытом не под силу заставить её отвести взгляд или узреть в нём потаённый смысл.

— Не поступай так, Джерон. Особенно с другими, — смеживая веки, советует Тилирит.

— Почему?

— Создание, слабое духом, не выдержит такой напор, а сильное... Примет за вызов то, что, по сути, является дружеским предложением. И ты попадёшь в опасную ситуацию.

— Волнуешься за меня?

— Возможно. Было бы жаль потерять тебя сейчас, когда...

— Когда — что?

— Когда ты сидишь на цепи. По собственной воле.

Вздрагиваю, как от удара, а тётушка вновь дарит своё внимание пирожным.

В её словах нет лжи, и издёвки не наблюдается: только бесстрастное изложение фактов. Но почему мне больно это слушать? Или — слышать? Ведь я, на самом деле, стал и узником, и тюремщиком в одном лице. В силу обстоятельств, потому что ни одна сила вовне меня не способна сдержать голодную ярость Пустоты, наполняющей моё тело. Только я сам. И это больнее во сто крат, чем быть закованным в цепи и заточенным в глубокое подземелье: изо дня в день, каждый вдох и выдох удерживаться от шага за черту. Оковы можно сбросить, стены — разрушить, но сбежать от самого себя... Не знаю, возможно, кому-то и когда-то удалось совершить подобное чудо, но я творить чудеса не способен.

— Ты уходишь от ответа.

— Уходить, знаешь ли, тоже искусство. Особенно, уходить красиво и в нужное время.

— Разумеется. Но я всё же хочу знать, как...

Тилирит с сожалением отставляет пирог в сторону.

— Ты заглядывал на Изнанку и даже пытался слепить подобие, зачем же спрашиваешь о том, что можешь узнать, всего лишь присмотревшись повнимательнее?

— Я не хочу ПРИСМАТРИВАТЬСЯ к ней.

— О, как всё серьёзно... — тётушка озабоченно качает головой. — Чем это нелепое создание так тебя покорило?

— Она не нелепое создание!

— А как ещё можно назвать сплав плохо обработанной стали и совершенно дикой души?

Растерянно хмурюсь:

— Плохо обработанной?

Хитрый прищур.

— Ты видел её... в изначальном виде?

— Н-нет.

Зелень глаз искрится смехом:

— Тогда незачем спорить. По давним временам и возможностям кайрис [4] Кайрис (kayrahiss) — оружие сабельного типа, с небольшим изгибом достаточно широкого лезвия. Заточка по одной стороне — полностью, по второй — на длину ладони или двух. Гарда может быть разных размеров, но с непременным условием: не должна мешать перехвату клинка лезвием вниз или вверх. Длина клинка — немногим более двух локтей, рукояти — чуть больше, чем для обычного «двуручного» оружия. Удары — предпочтительно рубящие, но можно и колоть. , выбранная в качестве вместилища души, была неплоха. Очень неплоха. Но сейчас те же гномы стали куда искуснее в работе с металлом. Взять хотя бы твои парные клинки... Они почти идеальны. Если, разумеется, не принимать во внимание «начинку».

— Хочешь сказать, я их испортил?

— Вовсе нет. Ты предписал им один-единственный путь, вот и всё.

— Это плохо?

— Это, скажем так, несколько жестоко. Даже по отношению к неодушевлённому предмету.

Ну вот, теперь меня упрекнули в жестокости... Уже начинаю жалеть, что начал этот разговор: куда ещё заведёт кривая?

Поднимаюсь со стула:

— Вижу, сегодня мне не удастся узнать ничего нового... Посему, позвольте откланяться, драгоценная.

— Сядь!

Недоумённо смотрю на мигом потяжелевшее лицо Тилирит.

— Не смею более отнимать время.

— Ты плохо слышишь?

Сажусь обратно, чтобы услышать слегка презрительное:

— Если просишь о чём-то, имей мужество дождаться просимого. Особенно, если оно стало ненужно.

Приходится поддакивать, чтобы не злить тётушку ещё больше:

— Да, драгоценная.

— Если тебя заинтересуют конкретные детали воплощения, обратись к Танарит или к кому-нибудь из её Дома: не вижу надобности вникать в такие подробности. Тебя ведь волнуют основные принципы, не более того... Итак, любой предмет, равно живой и неживой, представлен на всех уровнях мироздания, с той лишь разницей, что материя, лишённая души в общем смысле понимания, на Изнанке ничем не отличается от свободных Прядей Пространства. Именно это свойство и позволяет «оживлять» то, что изначально живым быть не могло. Однако необходимо умение, чтобы сплести сосуд для души, не изменив непоправимо вид и свойства исходного предмета.

— Но ведь... Артефакт и создаётся для того, чтобы обычный предмет обладал необычными свойствами.

— Не обладал, — поправляет Тилирит. — Наделял ими своего хозяина. Это разные действия [5] «Странно это сознавать, но сам по себе артефакт не является предметом, наделённым самостоятельными чудесными свойствами, как, впрочем, и амулет. Основная суть артефакта — изменение окружающей его действительности при собственной неизменности, потому что как нельзя два раза войти в одни и те же воды, спешащие по руслу реки, так нельзя, изменившись, вновь стать прежним, и в этом состоит главная печаль и главная прелесть жизни. Если вам дорог закат, не торопитесь отворачиваться, пока последние лучи солнца не угасли, ведь он больше не вернётся... И артефакт искусственно оставлен в незыблемом состоянии, чтобы обеспечивать необходимое влияние. А достигать означенной цели можно разными путями, и о них подробнее говорят иные труды, чем этот. Главное, помните: любой, даже самый простой инструмент нуждается в умелых руках мастера, чтобы показать себя во всей красе. Так, любой неумёха извлечёт из натянутых струн звуки, но мелодию, пленяющую разум и душу, мы услышим только, если лютня попадёт к искусному музыканту...» «Вечерние беседы у Очага Познания», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив .