Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками

Мэтт недоверчиво сузил глаза, но внял моей просьбе и молча углубился в подсчёты. А когда закончил, на лице белобрысого появилась вполне ожидаемая растерянность:

— Нечасто. За последнюю неделю и вовсе ни разу не чародействовал.

— А почему? Можешь найти причину?

Он честно провёл поиски, а я терпеливо дожидался их завершения, хотя наперёд знал, куда тропинка размышлений приведёт мага.

— Когда я пользуюсь заклинаниями, моё тело словно отдаёт часть сил, небольшую, но если заклинать и заклинать... Можно полностью истощить себя, об этом нас предупреждали наставники.

— Теперь всё понятно?

— Ну...

М-да, точку всё же придётся ставить самому:

— Различить в существе оборотня можно несколькими способами. Скажем, натаскать дикого или домашнего зверя. Спросишь, зачем натаскивать, если они сами по себе должны это чувствовать? Чтобы та же собака имела смелость заявить об итоге опознания. Видишь ли, железы оборотней выделяют особую секрецию, вызывающую у многих животных, да и у человека, сильный страх, поэтому пёс предпочтёт пройти мимо, а не сообщать хозяину о присутствии рядом врага. Следующий способ: воспользоваться услугами другого оборотня. Он, разумеется, действеннее, но только если вы сойдётесь в цене, иначе рискуешь оказаться одураченным. И наконец, можно сплести заклинание. Правда, оно потребует напряжения мыслей, особенно в первый раз, и расхода сил, а каждого встреченного на пути проверять не станешь, не так ли? Потому что ляжешь пластом после полутора десятков прохожих... Мысль ясна?

— А в тот раз, с кошками?

Не дают покоя шадды? Ничего, пройдёт:

— А что кошки? У меня не было необходимости устанавливать их природу, потому что я и так знал: они оборотни. Или ты решил, что я между делом осматриваю всех и каждого? Спешу заверить: глупостями не занимаюсь.

Ох и вру, любо-дорого послушать! Мне бы при дворе переговорщиком служить: и вашим, и нашим угожу, дайте только время и возможность языком потрепать... В обычном состоянии я бы почувствовал, что с Нирмуном не всё гладко и чисто, а почувствовав, начал бы проявлять интерес и докопался бы до истоков тревоги. Правда, и волк не остался бы в долгу: та же Лэни безошибочно находит меня посреди самой густой лесной чащи лишь по колебаниям пространства вокруг моей скромной персоны, поскольку метаморфы, как обитатели двух Пластов одновременно, весьма тонко ощущают любые изменения в привычном окружении.

— Значит...

А белобрысый погрустнел. И правильно: нечего строить иллюзии относительно чужого могущества. Лучше взращивать своё, родное.

— Раз уж ты так давно не практиковался в магии, вот тебе задачка! — Протягиваю Мэтту шнурок с шеи оборотня. — Выясни, что за чары на нём висели, висят ли сейчас, целые или нет, и если повреждены, сможешь ли ты их починить.

Маг принимает вызов на поединок, впивается взглядом в переплетения кожаных полосок, а я прохожу в комнату и прикрываю за собой дверь, ибо расстроенные и растрёпанные девицы не терпят излишнего интереса к себе. Хотя бы до тех пор, пока не пригладят волосы и пятком лёгких пощипываний не вернут щёчкам румянец.

Лита сидела на полу в дальнем углу, подтянув колени к груди и вцепившись побелевшими пальцами в складки юбки, словно комки груботканого полотна в кулаках придавали уверенности.

— Как поживаешь, красавица?

Она вздрогнула, услышав мой голос, хотя и видела, что я вошёл. Неожиданность исключаем. Что остаётся? Страх. Оцепенение. Растерянность. А ещё, если вспомнить разукрашенную щёку мага, любое существо в доме сейчас кажется девушке врагом. Плохая новость...

Я стукнул костяшками по косяку. Дверь приоткрылась, пропуская внутрь голову Мэтта:

— Что-то случилось?

— Ты не видел Шани?

— Кого?

— Мою кошку.

Белобрысый маг округлил глаза:

— Ты бы ещё про лошадь спросил! Зачем она тебе понадобилась?

— Лошадь мне не нужна, а вот другая животинка... Шани, лапа моя, ты далеко?

Толчок в голень. Не такой сильный, как в исполнении Микиса, но ощутимый.

— Ах ты, моя умница, иди к папочке!

Мэтт одарил меня взглядом, полным искреннего сожаления о моих пристрастиях и умственных способностях заодно: на дворе такие дела, а я, видите ли, с кошкой балуюсь! Эх, не понимаешь ты ничего в жизни...

Шани удобно устроилась на моих руках, подставила горло для почёсывания и благодарно заурчала. Я подошёл к Лите и, не говоря ни слова, просто дождался мига, когда девушка перестала уделять всё своё внимание полу.

Пушистое серое чудо, мурлычущее на моей груди, словно по заказу увеличило громкость счастливой песенки и блаженно перевернулось на спину, уперевшись подушечками передних лап мне в подбородок. Трудно было придумать более мирную картину, и Лита, почти четыре вдоха неотрывно смотревшая на кошку, вдруг всхлипнула и разжала пальцы.

— Ай, как нехорошо получилось, красавица, — всю юбку измяла... Теперь гладить придётся.

Она кивнула и всхлипнула снова. Замечательно! К реальности переброшен хлипкий, но проходимый мостик, а значит, можно начинать разговор.

Я присел рядом, опираясь спиной о стену. Шани, поёрзав, устроилась у меня на коленях и зажмурила глаза, приглашающе подставляя ласкам мягкую шёрстку на загривке.

— О чём грустим, красавица?

— Молодой хозяин... Мне почудилось, что... Или то было на самом деле? — Тёмно-голубые глаза, в считанные мгновения и теперь уже навсегда попавшие в окружение морщинок, с надеждой посмотрели на меня.

— Не почудилось.

— Стало быть, он...

— Обернулся волком.

Девушка замерла, вдох или больше смотрела сквозь меня, а потом еле слышно спросила о том, что волновало её больше собственной безопасности:

— Что же теперь будет со старым хозяином?

Обычно в таких случаях полагается беззастенчиво врать, утешать всеми правдами и неправдами, городить одну сказку на другую, но мне нельзя было тратить время на ложь. Хотя бы потому, что пока одно потрясение не прошло полностью, его можно без ущерба дополнить другим: проверял на себе и не единожды.

— С ним ничего не будет, красавица. Больше ничего. Dou Лигмун отправился во владения Тихой Госпожи.

— Хозяин...

— Скончался.

Всхлипы резко участились, быстро слились в рыдания. Лита уткнулась в моё плечо, за считанные вдохи насквозь промочив слезами рубашку. Я позволил девушке выплакаться, но, признаться, даже удивился, как быстро она успокоилась. Впрочем, на её месте меня занимали бы те же самые вопросы, простые, скучные, но самые важные для существования оставшихся в живых:

— Надо распорядиться, чтобы всё было по-людски, да, господин?

Неплохо бы. Молитву над мёртвым телом я уже прочёл, и о душе старика можно не тревожиться: освобождена и препровождена за Порог, как полагается. Но и тело заслуживает не меньшего уважения: