Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

– Никто. Я решил, что так лучше. Город еще не опомнился после… всего. Долго рассказывать… Был один мерзавец, действительно мерзавец, в крови по горло. Во время коронации его отдали толпе…

– Ты это видел?

– Да. Я много чего видел… и здесь, и в Сагранне. – Дорога селя и дороги Доры, что страшнее? Пожалуй, все-таки Дора. – Когда столица снова станет столицей, пусть регент делает что хочет, но сейчас… Сейчас я Проэмперадор Олларии и не хочу, чтобы горожане охотились за убийцей! Не потому, что это Дикон… Айнсмеллер был хуже чем мерзавцем, он был бешеной тварью, но дело не в нем! Дело в них, в тех, кто его рвал. Понимаете… Гробницу Франциска ломали по приказу, Айнсмеллера отдали толпе, но это тоже был приказ. Почти приказ… А в Доре они уже сами и уже друг друга…

Как высказать то, что не понимаешь, а чувствуешь, будто Дракко или Клемент? И так же, как они, не можешь объяснить, просто знаешь : горожанам нельзя ловить убийц и плясать у винных фонтанов. Нельзя!

Графиня расправила манжеты.

– Похоже, нас ожидает золотой век, – задумчиво сообщила она, и Роберу на миг показалось, что ему двенадцать лет и они собрались за столом в Старой Эпинэ. Все, даже Дени и Магдала. – Я не думала, что доживу до времен, когда во дворце не останется дураков и хапуг. Дожила… Можешь меня не убеждать, ты выбрал единственный верный ход. Где твой Карваль?

– Инспектирует гарнизоны, потом проедет на север к Литенкетте.

– Он нужнее здесь… Или он уехал раньше?

– Я решил, что отменять инспекцию нельзя, а здесь уже… все случилось. – Никола был в приемной Катари и ничего не сделал. Никто ничего не сделал! – Смерть не обмануть, сударыня. Катарина это чувствовала. Я думал, дело в ее… положении, а она знала, что эти маки последние…

– Глупости! – Графиня Савиньяк не желала верить в судьбу. – Смерть обходят не так уж и редко, просто то, что не случилось, забывается.

– Я помню три свои пули, – вдруг сказал Иноходец. – Ренкваха, Сагранна и позже, уже в Эпинэ… Только я все еще живу, умирают другие.

– Такое, пока он жив, вправе сказать любой. Что ты написал регентам?

– Пока ничего… Было некогда…

Сговориться с Левием и Никола нетрудно, куда хуже – врать Ноймаринену и Алве, только без лжи он не может называться Проэмперадором, а это сейчас нужно. Не герцогу Эпинэ и не мертвой Катари – этому городу, разнеси его Охота!

– Хочешь, напишу я?

– Хочу, но не имею права. Так вышло, что Оллария на мне, значит, я должен…

– Делать то, что за тебя не сделают другие, – заключила графиня. – Напиши Рудольфу, только коротко. Что случилось и что ты предпринял. Остальное предоставь мне. Убийца, как я понимаю, сбежал?

– Убийца? – Эпинэ прикрыл руками глаза. Он сам произнес это слово, но как же оно не вязалось с сероглазым мальчишкой, взглянувшим на Робера у Барсовых врат. Дикон воевал, пытался отравить Ворона, убил Штанцлера, фрейлину, Катари, но он не был убийцей. Не был, хоть режьте!

– Ричард Окделл исчез, – негромко произнес Иноходец, – наверное, покинул Олларию. Больше мне ничего не известно. И хорошо… Я узнал Катари совсем недавно, я даже не вспоминал о ней, но… Она сразу стала мне сестрой, но я не могу… Не могу хотеть суда и казни, это трудно объяснить.

– Объяснять не надо. – Арлетта взглянула на часы, которые Жильбер умудрялся вовремя заводить. – Мне нужно привести себя в порядок, а с возрастом это требует все больше времени. Прогоним послов и поболтаем. Про Окделла я слышала, а Катарину знала. Она была слишком умна, чтобы ее убили из ревности; в этом убийстве еще надо разобраться. Что говорит твой Карваль?

– Он сомневается, что Окделл убил еще и Штанцлера.

– Что?! Эту гадюку тоже?

– Да.

– Ничего не понимаю… – Арлетта устало опустила руки, внезапно напомнив Жозину. – Ничего. Но таких совпадений не бывает. Куда идти? Я никогда не бывала в этом доме.

Шествие послов замыкал дуайен. Новый. Графиня Савиньяк проводила глазами высокую иссиня-черную фигуру. Граф Глауберозе не из тех, кто сутулится, но сейчас дриксенец не исполнял дипломатическую повинность, он был искренне огорчен, хоть и пытался не показать вида. Гайифец, тот не знал, рад он или встревожен, остальные вели себя как и положено послам, то есть многозначительно и скорбно. Немногочисленные по нынешним временам придворные страдали громче. Дамы прижимали к глазам платки и платочки, мужчины… Мужчины либо скорбно вздыхали и за неимением лучшего косились на Проэмперадора и графиню Савиньяк, либо не видели ничего, кроме гроба. Таких было большинство – Катарину и в самом деле любили, да и четыре смены власти кряду хорошо пропололи ряды шкурников.

– Сударыня, прошу вас. – Седой и бледный, как четверо выходцев, человек подал руку, помогая подняться с резной скамьи в ногах гроба. Помощь пришлась кстати. Карета была прекрасной, во всего лишь хорошую Бертрам бы ее просто не посадил, но дорога всегда утомляет, а уж вместе с послами и возрастом…

– Ну вот, одно дело сделали, – бодро сообщила Арлетта, и Эпинэ попробовал улыбнуться. Не хочет оставаться один, и правильно. Поминальные ритуалы для того и выдумали. Чтобы те, кто потерял все, не легли и не умерли от нахлынувшей пустоты.

– Благодаря вам, сударыня. – Герцог Эпинэ был отменно вежлив. – Думаете, послы удовлетворены?

– Они убедились в том, что ее величество в самом деле мертва, а Проэмперадор Олларии действует в согласии, самое малое, с Савиньяками, Валмонами и Рафиано. Завтра то же должны увидеть и представители сословий.

– Я рассчитываю и дальше на вашу помощь. Надеюсь, вы хорошо отдохнете. Мой дом в вашем полном распоряжении…

– Ты решил заняться делами? Займись ими завтра.

Опираться на тень бесплотную казалось свинством, но Арлетта повисла на руке сына Жозины. Именно повисла, потому что потерявших близких надо тянуть к земле, иначе улетят. Тянуть долгом, а еще лучше любовью, только любовью Робер обзавестись, похоже, не успел…

– Мне нужно переговорить с Мевеном и Рокслеем и послать курьеров к герцогу Ноймаринену и графу Ариго. Я благодарен вам, но должен сделать это сам.

– Сделай, но я все равно напишу. Хотелось бы мне, чтобы вы с Жермоном стали братьями. Других братьев вам не оставили…

Эпинэ нахмурился. Жозина называла предпоследнего сына Ро, но это имя другого человека. Не седого и не измученного.

– Я даже не помню, видел Жермона или нет, – признался бывший Ро. – Катари писала ему, но он не отвечал.

– Она опоздала с письмами.

– Сударыня, не надо об этом. Катари была моей сестрой, и потом… Что она могла, если семья решила по-своему?

– Наверное, я пристрастна. Просто ты знал сестру, а я знаю брата. Не буду врать, что Жермон мне как сын, но племянника он мне ближе.