Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

Толстуха вздрогнула, Дженнифер словно бы и не заметила, шесть других дам, из которых Робер помнил только Феншо и Лору Фарнэби, молча переглянулись. Глаза красными были у всех, только го́ре от бессонницы и го́ре от тертого лука отличишь не всегда. Эпинэ потер виски, понимая, что ненавидит и этот траур, и эти лица, и то мерзкое, что сейчас наверняка всплывет.

– Графиня Феншо, – словно выстрелил именем Мевен, – почему к ее величеству пошли не вы?

– Я де услышала, – к красным глазам добавился немедленно покрасневший нос, – де услышала… Я дичего де предполагала… Если бы…

– А почему услышала баронесса Дрюс-Карлион?

– Де здаю… Я де слышала, я дичего де слышала!

– Госпожа Мэтьюс, что сказал Окделл, когда уходил?

– Ох!.. А почему… Почему я?

– Что он сказал?

– Он…

– Что он сказал?

– Я обожала ее величество! – провыла дама. – Обожала!.. Она была… так добра…

– Что сказал Окделл, когда уходил?

– Что… ее величество вызвала фрейлину… и просит… не беспокоить.

– Герцог Окделл долго пробыл у ее величества?

– Не знаю!.. Я ничего не знаю… Я любила ее величество…

– Госпожа Мэтьюс!

– Долго… Мы пили розовый отвар… Мы выпили розовый отвар… Мы заварили отвар…

– Около трех четвертей часа. – Дженнифер хотя бы не тряслась.

– Окделла привели вы?

– Да.

– Почему?

– Обычно посетителей, проходящих через Весенний садик, встречаю я.

– Кто еще проходил этой дорогой? – сухо уточнила Арлетта Савиньяк.

– Герцог Эпинэ, его высокопреосвященство, дочь госпожи Мэтьюс, врачи, которых приглашал брат Анджело.

– Госпожа Мэтьюс, вашу дочь тоже встречала графиня Рокслей?

– Нет! – завопила толстуха. – Ее встречаю я… Но моя дочь… Она приходила только раз! Это было важно, это было очень важно… Малыш мучился животиком и…

– Кто встречал его высокопреосвященство и герцога Эпинэ?

– Никто… Они проходят… проходили сами. Монсеньор – кузен ее величества и маршал… Его не задерживают. И его высокопреосвященство. А врачей проводил брат Анджело. Их было шестеро… За все время.

– Значит, единственный посетитель, которого встречала графиня Рокслей, это Окделл?

– Да. – Женщина задумалась, но почти сразу уверенно кивнула. – Да!

– О визите Окделла сообщил гвардеец. Что именно он сказал? Госпожа Нэж, вы помните?

– Пожалуй. – Эту даму средних лет Робер видел раз или два. Она была молчаливой и казалась неглупой. – Гвардеец сказал, что герцог Окделл хочет видеть графиню Рокслей.

– Об аудиенции упоминалось?

– Нет.

– Вы сидели напротив часов. Вы запомнили время?

– Я не очень уверена… Кажется, было без четверти четыре. Или без двадцати.

– Кто-нибудь может сказать точнее?

– Без двадцати, – негромко сказала Лора Фарнэби. – Три четверти отбило, когда Дженнифер спустилась в сад.

– Во сколько пришли графиня Рокслей и Окделл?

– Было чуть больше пяти.

– Вы уверены?

– Да. Уже отзвонило.

Кто когда пришел, кто что сказал, кто где сидел, кто заваривал лепестки роз и разливал отвар по чашкам… Робер пытался слушать и даже запоминать, но память отказывалась удерживать ненужное ни ему, ни Катари, ни Дикону. Наверное, Арлетта Рафиано знает, что делает. Ноймаринен захочет знать все, он должен быть уверен, что это не заговор, а нелепая случайность. И Алва должен знать все, и Эрвин, и брат, так и не ответивший сестре. Ариго будет легче всех, он потерял Катари не сейчас, а двадцать лет назад…

Расспросы продолжались. Они были даже безнадежней заупокойной службы, на которую нельзя не идти и которая не связана с умершим ничем, кроме проклятого «так принято…». Так принято. Носить траур. Приспускать флаги. Писать письма. Произносить и выслушивать выдуманные чуть ли не в Гальтарах слова и не мочь выдохнуть то настоящее, что только и имеет значение. Мятеж не дал проводить Жозину как до́лжно, кто бы тогда сказал, что это – везение… Насколько легче не иметь времени думать, что не хватило минуты, слова, мысли, чтобы беда прошла стороной и под Шар Судеб угодили другие. Чтобы уже их близкие гадали, где нужно было сделать шаг, где – подставить плечо, где – спустить курок.

– Графиня Рокслей, – отчеканил Мевен, и странные мысли метнулись и исчезли, как исчезают застигнутые врасплох сородичи Клемента, – вы арестованы по обвинению в соучастии в убийстве ее величества. Все остальные свободны. Корона напоминает, что вы не вправе разглашать то, чему стали свидетелями, под страхом Багерлее.

Двое гвардейцев отделились от стены и встали по обе стороны кресла графини. Так вот для чего они были нужны…

– Неправда! – Дженнифер Рокслей вскочила. Теперь она смотрела на Робера. – Виконт Мевен… Он меня оскорбил. Меня некому защитить, а он меня оскорбил, чтобы… Он не смог предотвратить убийство и теперь ищет виновных!

– Не усугубляйте свое положение. Окделл явился к вам, к тому же не в первый раз. Вы провели с ним много больше времени, чем требуется, чтобы дойти от входа в Весенний садик до апартаментов ее величества. Вы повели разговор так, что Окделл прошел к ее величеству без сопровождения. Вы предложили приготовить отвар из лепестков роз, и вы его приготовили, хотя обычно это делает госпожа Мэтьюс. Когда вы заливали лепестки кипятком, вы сняли язычок колокольчика и вернули его на место только после ухода Окделла. Брат Анджело со своего места видел в зеркале, как вы дважды что-то делали с колокольчиком, но не придал этому значения.

– Я проверяла, – быстро и тихо сказала Дженнифер. – Я волновалась… я волновалась за ее величество…

– Вы проверяли колокольчик, который перед приходом Штанцлера был в полном порядке, и после этого он не зазвонил тогда, когда был должен зазвонить?

– Я проверяла. – Дженнифер все еще ловила глазами взгляд Робера. Именно так смотрит ложь, когда ее схватят за горло. – Я хотела убедиться… Понимаете, госпожа Мэтьюс… Она сама – добрая женщина, но ее дочь… ее муж в Багерлее, она затаила зло…

– Не она, вы! – отрезала Арлетта, и Дженнифер замолчала. – Ее величество не звонила из кабинета, иначе бы это услышали все, кто находился в Парадной приемной, а не одна Дрюс-Карлион. Фрейлина вошла в кабинет, потому что хотела поговорить с ее величеством наедине. Мы знаем о чем. О своем приданом, которого у нее не осталось. Она надеялась на королеву. Эта смерть тоже на вашей совести, госпожа Рокслей!

– Она могла вообще не звонить! Откуда вы знаете? Никто ничего не видел…

– Видел Окделл, – отрезала мать двоих маршалов. – Он не знал, куда выведен звонок, но Катарина дернула шнур, и почти сразу вошла Дрюс-Карлион. Разумеется, убийца связал это воедино, чем вас и выдал. Словами о вызванной фрейлине…

Мертвый звонок и ошалевший Дикон с кинжалом! Закатные твари, за стеной были люди, готовые сто раз умереть за Катари, но они не знали. Не знали !