Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

– Но она этого не делала !

– Тогда почему? Почему нелепый, напыщенный, помешанный на фамильной чести дурак убил двух женщин и старика, за которого только что просил?

– Не знаю!

– Робер, Ричард что-то услышал. Что-то, перевернувшее все его представления. Он решил убить, но убийство беременной женщины и королевы невозможно. Значит, это не убийство. Алан Окделл ударил кинжалом раненого, который протянул ему руку. Рыцарь не мог так поступить. Рыцарь так поступил, но он не предавал и не убивал, он казнил предателя и убийцу сюзерена. Нынешний Окделл слышал про это всю жизнь и всю жизнь мечтал о славе Алана. Он запер дверь, вынул кинжал и стал ждать, но Катарина вошла с фрейлиной. Они удивились, но и только. Катарина села в кресло или собралась сесть. Окделл заговорил, он не мог сделать свое дело молча. Катарина схватилась за звонок, Дрюс-Карлион бросилась к выходу, не справилась с засовом, метнулась к двери в кабинет и получила удар клинком. Потом пришел черед Катарины. Кинжал Алана Ричард оставил в ране как свидетельство того, что это сделал именно он. И того, что это казнь, возмездие…

Над валунным лугом висела тишина. Выползший из речки туман обвивал тележные оси, становилось зябко. Не холодно, а именно зябко и неуютно. Если б Ричард позвал, кто-нибудь наверняка бы подошел и даже швырнул с телеги второй плащ. Именно поэтому Дикон и не просил – уважение к себе рождается из умения терпеть. Почти летний луг – это не лаикская галерея в разгар зимы. Юноша поежился, кутаясь в солдатскую тряпку, и поднялся – чесночники стерегли пленника по-своему. Не было ни цепей, ни веревок, наоборот – у Ричарда отобрали сапоги, чулки и все ремни. Унизительная нелепость угнетала сильнее затекавших от сидения мышц и вонявшего чесноком варева. Знай Эпинэ, что вытворяют его люди, он бы спустил с Дювье восемь шкур, но Иноходец вряд ли внятно объяснил подручным, что от них требуется. Велел доставить герцога Окделла к дриксенской или гаунасской границе и успокоился. Ричард подозревал, что его оставят не только без лошади и оружия, но и без сапог, а украденное разделят между собой или продуют в кости. Гаденькая месть юга северу, гаденькая и безопасная. Повелитель Скал не станет сводить счеты с солдатней, разве что, встретив Иноходца, со смешком пожалеет о перчатках и шейном платке, хотя нужнее всего сапоги. Ходить босиком было противно даже по мокрой от росы траве, а в предгорьях, где его отпустят, дороги сплошь усыпаны мелкими камешками. В Сагранне Эмиль и тот сменил кавалерийские сапоги на адуанские, с толстыми подметками.

Теперь кавалеристу уже никогда не стать графом Савиньяк, но жаль его Ричарду не было. Человек, оттолкнувший протянутую ему руку, даже не удосужившись подумать, всегда останется вторым, а Лионель… Будь он другим, можно было бы его разыскать, только любимчик Дорака не из тех, кто примет беглеца.

Юноша обошел обернувшихся на звук караульных, те даже не окликнули, просто проводили взглядом. Остальные уже улеглись, Дикон, проведи он весь день в седле, тоже бы спал, но его оставили без лошади. Вообще. Спину полоснул чей-то взгляд. Не часовой, но и не тот, с севера, отвернувшийся от отряда еще на закате. Что ж, кто бы ты ни был – смотри! Дикон распрямил плечи и нарочито медленно спустился к речке.

Сквозь туман рыжим фонарем светил костер, глухо переговаривались коноводы, а кони бродили по грудь в стелящемся над травами мареве. Черные силуэты встряхивали гривами, клали друг другу на спины головы, ныряли в молочные волны и вновь появлялись. Дикон вспомнил Сону и сжал кулаки. Мориску было жаль нестерпимо, украденный жемчуг и золото не шли с ней ни в какое сравнение. Сона была другом, прошедшим Варасту, Дараму, Святую Мартину и ни разу не предавшим. Ни разу! Юноша все больше понимал Ворона, ставившего Моро выше любовницы. Вряд ли Алва простит Эпинэ смерть коня, но это уже их дело. Повелитель Скал не желает больше слышать о Талиге, у него своя дорога!

Босые ноги вступили в вязкую холодную грязь, Дикон вполголоса выругался, у костра издевательски заржали, Ричард понимал, что не над ним, но последняя охота подходить пропала все равно. Юноша уселся под корявым деревом, обхватив руками колени, и тут же из зарослей выступили две стройные фигуры. Блеснул эфес шпаги – святой Алан, в отряде все же были офицеры. Ну и дряни!

– Здесь не нужно приглашение, – сказал первый. – Нет, здесь не нужно.

– Я вас и не приглашаю, – отрезал Ричард.

– Это неважно. – Второй – черный олларианец! – вышел из тени, и Ричард узнал отца Германа! Рядом стоял Паоло в том же платье, что и прошлый раз. Сны, покинувшие юношу зимой, возвращались кошмарами или бредом, но в этот раз Ричард даже обрадовался. Ему все-таки удалось уснуть назло корчащей роже судьбе.

– С тобой тяжело говорить, – Паоло присел рядом, – и почти незачем, но тебе придется вернуться.

– Не жди помощи. Открой дверь первым, тогда ты можешь успеть. – Олларианец не садился. Четкая черная фигура ниже колен расплывалась, становясь призрачной: туман пробрался даже в сон.

– Смешно, что вы пришли именно сегодня. – Дикон рассмеялся. Он предпочел бы говорить с Рамиро и еще раз ощутить вкус «Черной крови», но сны не выбирают.

– Мы не можем войти в город, – объяснил Паоло, – больше не можем. Ты – другое. Рыцарь всегда войдет к своей королеве. Рыцарь будет ей служить.

– У Окделлов одна королева – Честь. – Он опять говорит с собой о том, что хочет забыть, но пока не может. – То, что я сделал, я сделал ради Чести.

– Неважно, тан. Недавние деяния ничего не изменили. Ты избрал королеву не сейчас. Она тебя призовет, и ты придешь. Если будешь.

– Лучше, если будешь, хотя было бы лучше, если б ты не был. – Приди они наяву, Дикон отобрал бы у родича Алвы шпагу и увел лошадь… Робер хочет, чтобы он уехал из Талига, он уедет! В Гаунау. Союзники отца помогут и сыну. Эгмонт Окделл не принял бы помощь из недостойных рук.

– Вы так и не видите очевидного, – сухо сказал олларианец. – Тяжесть камня и бесформенность воды – это ужасно, но королева будет ждать. Ваша королева. Не предайте хотя бы ее.

– Это она предала. – Он бросил это Катари в лицо, он повторит то же самое хоть Леворукому. Герцог Окделл свободен от любви, свободен от всего! – Она лгала, господа. Лживая шлюха прикидывалась святой! Ей не место на троне. Я горжусь тем, что сделал, и я бы сделал это снова… Эпинэ трусит, как трусил всю жизнь, он боится меня судить, боится, что я скажу правду об этой дряни… О том, какой она была на самом деле. Шлюха на столе… Жаль, я не могу сделать с ней то, чего она заслужила, и сказать, что бывают яблоки и получше, а они есть!.. Жаль, если ее сделают святой, но я еще вернусь и объясню всем, кто она такая!