Наталья Медянская - Ночь упавшей звезды

-- А у меня есть невеста? -- удивился мевретт. -- Звингард, это опять ваши штучки?

Дедка фыркнул.

-- Звингард, вы скотина.

-- Знаю, -- невозмутимо отозвался огненноволосый. -- Вы мне это уже говорили, когда у вас была горячка после меда.

-- Ого! -- выдал Люб, невероятно заинтересованный беседой.

Я скосила карий глаз на конопатого мальчишку и прошептала громко и внятно:

-- Я кричать не буду. А посмеешь усомниться -- на ногу наступлю. Внял?

А потом Звингард стал отдирать бинт с ладони, и мне пришлось прикусить рукав рубахи, чтобы и впрямь не заорать.

-- Ну, потерпи, потерпи... Не надо было самой перевязывать, -- успокоил лекарь, плеская на повязку воду, чтобы легче отошла. В конце концов справился и стал осматривать рану. -- Ого... Это кто ж вас так, деточка?

Люб покосился на Темулли и поспешил заверить лекаря, что это я абсолютно самостоятельно и без чьей-либо помощи справилась.

-- Нож случайно соскользнул, -- одарив рыжего мальчишку еще одним нехорошим взглядом, пробормотала я и покраснела. Терпеть ненавижу врать.

-- Ага, совершенно сам, -- ввернула Тему, которую совесть ни капли не мучила. Лекарь окинул всю компанию взглядом и хмыкнул:

-- Я так и понял.

-- Они у меня самостоятельные, ножи, -- сквозь зубы просипела я. -- А крапива еще самостоятельней...

Я вообразила, как толстый, жгучий крапивный стебель ходит по заднице... нет, не Темулли... а вот этой нудной элвилинской барышни в синем, и испытала злорадное облегчение. Даже боль в ране, казалось, утихла. Но потом я покосилась на мевретта и безнадежно прикрыла глаза.

-- Э-э... какая крапива? -- переспросила Темулли.

-- Это ты узнаешь, когда мы вернемся в лазарет, -- одернул девочку Звингард и принялся аккуратно бинтовать мою ладонь.

-- Спасибо, дедушка... мэтр Звингард, -- губы у меня дрожали, и слова выходили невнятно. Нет уж, лучше с врагом лицом к лицу, чем здесь. Словно удавку на шею накинули.

Я потянулась здоровой рукой к горлу.

Лекарь затянул узелок и, достав флакон из складок мантии, вложил мне в здоровую руку.

-- Вот это -- принимать перед сном. Даже если сон случится днем. Ясно?

Я машинально взяла:

-- Что это?

-- Это, -- Звингард подмигнул и шепнул, -- чтобы не рыдать перед лилейными мевреттами.

-- Я от боли заплакала...

Люб выразительно кашлянул:

-- Ну так, для этого и флакончик, я полагаю...

-- Конечно, -- кивнул Звингард. -- Это простое обезболивающее. А вы что вообразили?

-- Как вам не стыдно... -- в Мадре неожиданно проснулась человечность (если, конечно, это употребимо по отношению к элвилин). Он укоризненно обвел глазами детей и лекаря и покачал головой.

-- Да не расстраивайтесь вы так, -- повернулся он ко мне. -- Они всегда такие, только волю им дай... Нужно просто привыкнуть. Самое сложное -- первая сотня лет, а потом терпимо... -- и он жалостливо погладил меня по колену.

Лекарь фыркнул, Темулли хихикнула.

Я развернулась и от всей души влепила мевретту еще одну пощечину -- на этот раз левой рукой, усиленной флакончиком, зажатым в кулаке. Его голова мотнулась.

-- У меня нет сотни лет! От силы еще тридцать, и то под конец старухой! Я вам не ребенок, и жалость мне не нужна!

Я вскочила, запнулась за складку на ковре и врезалась в стол, смахнув с него бумаги и долбанувшись животом в ребро столешницы так, что выбило дыхание. Несколько секунд я тупо пролежала на столе, ожидая злорадного хихиканья. Потом сползла на пол, обхватив колени руками и ткнувшись в них лицом. Люб прав, сегодня явно не мой день.

На сей раз Темулли хватило ума не лезть с сочувствием. Она только вздохнула...

Я кое-как сгребла в кучку конечности и, опираясь о стол, выпрямилась, развернулась к компании:

-- Отведите меня куда-нибудь... хоть в погреб, хоть в тюрьму. Не могу здесь больше находиться. Ну положено же меня упечь, за то, что побила вашего мевретта? А?

Вот стою перед ними, вид жалкий, рука перевязана, из глаз того гляди, опять потечет, какая воительница, к лешему? Понятно теперь, почему люди не выносят элвилин. Они своей заносчивостью или жалостью кого угодно достанут.

Люб понимающе кивнул подружке и тоже счел за лучшее промолчать. Так, на всякий случай.

Глава 4.

За окнами серебристо запел рог. Продробили подковы по плитам; заржали, зафыркали кони.

-- Мевретт Сианн вернулся, -- едва не вляпавшись локтем в подсохшую кровь на подоконнике, Темулли высунулась наружу. -- А хорошенький! Представляешь? -- она оглянулась на Люба. -- Берет с петушиным пером, сапоги до подмышек и плащ, как крылья... И все коричневое, оливковое, зеленое... Мевретт на летний лес похож. Когда солнце.

-- Или на огурец... -- Люб тоже полез к окну, рыжие волосы ревниво встопорщились на загривке. -- Не, Тему, ты глянь! Палаш! Гарда витая... Вот бы клинок посмотреть еще! Позволит, а? -- просительно протянул он.

-- Брысь оба! -- Звингард оттянул детишек, так и норовящих выпасть из окна, навалился пузом на подоконник и присвистнул: -- Э-э... мевретт Алиелор следы одной барышни искал или целого полка?.. Народу-то!.. Та-ак... -- он подался дальше, едва не застревая в узком окне. -- То ли конь ногу подвернул, то ли всадник седалище стер...

Лекарь стремительно вышел.

Зато появился Сианн.

-- Мевретту Мадре доложили? Нет еще? Хорошо, я сам... -- донеслось мелодичное из-за двери.

Ну вот, еще один элвилин... Через туман слез я не сильно смогла разглядеть вошедшего, но что он молод и хорош собой -- а кто бы сомневался? Загорелый, стройный. Волосы до плеч -- густые и черные. Палаш с витой серебристой гардой висит на кожаной перевязи. И -- как орала Тему -- одет в коричневое и зеленое.

Алиелор взметнул длинным плащом, как крыльями. Изысканно поклонился, подметя пером берета изгвазданный ковер. Одарил присутствующих сверкающе зеленым, любопытным взглядом. Прищурился.

-- Мевретт Мадре, господа...

Одрин ответил коротким кивком и опустился в кресло, с которого вскочила я.

-- Ничего?

-- Ничего, мевретт. Никаких следов в лесу; на заставах никто ничего не слыхал, в деревеньках тоже. И деревья подтвердили. Да, с симураном я все уладил, заодно.

-- Но... ты же дракона обещал, -- с легкой ехидцей отозвался Одрин.

-- А где я его ночью тебе... вам достану? Ну, то есть, я хотел сказать, что у нас драконы не водятся. И симуран всего один, зато какой!

-- С песьей головой и девичьей грудью? -- подначил Мадре.

От плевка на пол красавца-племянника удержало лишь изысканное воспитание.

-- Симуранью голову можно посмотреть над камином в библиотеке, -- отозвался он обиженно и холодно. -- Насчет груди -- это у кого-то воображение разыгралось. Красавцем его не назовешь; молодой и падкий на блестящее... зато сердце доброе. И меня поднимает с легкостью.

Мадре просиял. Возможно, весть, что я явилась в Твиллег явно не конная, и, уж тем более, не в сопровождении вооруженного отряда, почему-то ему понравилась. А возможно, повинен был мифический симуран...