Филип Пулман - Северное сияние

— Торолд! — хлопнул в ладоши лорд Азриел. — Приготовьте для детей горячую ванну и покормите их. После ужина сразу в кровать. Да, и подберите им какую-нибудь одежду вместо этого грязного тряпья, только побыстрее, вы меня поняли? А я пока переговорю с этим панцирным медведем.

Лира чувствовала, что комната качается и плывет у нее перед глазами. Наверное, это от тепла. А может, от того, что с души у нее свалился огромный камень. Словно сквозь сон, она видела, как вышколенный слуга поклонился и побежал выполнять полученные приказания. Лорд Азриел тоже удалился. Едва за ним закрылась дверь, ведущая в холодный тамбур, Лира рухнула в ближайшее кресло и закрыла глаза.

Ей показалось, что не прошло и секунды, как голос Торольда произнес:

— Ванна готова, мисс. Я провожу вас.

Неимоверным усилием воли девочка заставила себя сползти с кресла, и вместе с Роджером они пошли следом за камердинером в теплую ванную комнату, где на блестящих никелированных трубах висели пушистые прогретые полотенца, а от горячей воды поднимался белый пар и оседал на потолке капельками, блестевшими в свете лигроиновой лампы.

— Давай, ты первый. — Лира подтолкнула Роджера к ванне. — Купайся, а я посижу в коридоре. Только дверь не закрывай, чтобы мы могли разговаривать.

Сидя на полу, она слышала, как Роджер плещется, повизгивая и фыркая от того, что вода слишком горячая. Они сотни раз плавали вместе голышом, когда вся оксфордская детвора полоскалась в мутной речной воде Айсиса или Червелла, но сейчас было совсем другое дело.

— Знаешь, я его боюсь, — пискнул Роджер через открытую дверь, — дядю твоего. В смысле, папу.

— Ты его лучше дядей называй. Честно говоря, я и сама его иногда боюсь.

— Знаешь, он ведь меня сперва не заметил. Только тебя одну. Тут с ним чуть припадок не сделался. А меня увидел — психовать перестал. Сразу успокоился.

— Это просто нервы, — устало сказала Лира. — На его месте любой бы психанул. Он же меня совсем не ожидал увидеть. Мы в последний раз, знаешь, когда с ним разговаривали? Еще тогда, в рекреации, и с тех пор больше не встречались. Он меня увидел — вот нервы и сдали.

— Не-ет, не то. Я чувствую. Он… знаешь, Лира, он на меня смотрит и облизывается. Как волк… Страшно.

— Да не выдумывай ты! — отмахнулась девочка.

— Кто выдумывает? Ничего я не выдумываю! — негодующе возразил Роджер. — Говорят тебе, я правда его боюсь. Он еще страшнее, чем миссис Кольтер. Я чувствую.

В ванной снова заплескалась вода. Лира вытащила из сумочки на поясе свой веритометр.

— Слушай-ка, а хочешь, я спрошу у прибора, ну, который предсказывает, почему все так получилось?

Роджер замялся.

— Я даже… Понимаешь, мне иногда кажется, что чем меньше знаешь, тем лучше. Посуди сама: с тех пор как мертвяки в Оксфорде появились, я слышал только про страшное. Я вперед дальше чем на пять минут не заглядываю. Боюсь. Вот, к примеру, сейчас мне хорошо. Ванна. Вода горячая, тепло. И я знаю, что меня ждет в ближайшие пять минут, и об этом думаю. Что меня ждет? Полотенце теплое, и все. Вот я вытрусь, начну думать дальше. И опять только про то, что случится в следующие пять минут. Про что-нибудь вкусное, например. Поем — может, поспасть дадут, про кровать помечтаю удобную. Но дальше заглядывать мне страшно. Просто столько всего случилось, столько ужасных, непоправимых вещей, и они еще не кончились, я чувствую. Только я не хочу знать, когда все снова начнется. Мне сейчас хорошо — и ладно. Ну его, будущее это. Пусть будет только то, что сейчас, понимаешь?

— Понимаю, — сказала Лира, еле шевеля губами. — Я иногда сама так думаю.

Она еще какое-то время вертела в руках веритометр, ей просто нравилось ощущать его тяжесть, но до колесиков она даже не дотронулась и не обратила никакого внимания на трепет стрелки-иголочки, хотя Пантелеймон не сводил с диска внимательных глаз.

После того как дети выкупались и поели хлеба с сыром, запив свой ужин подобием грога из вина, разбавленного горячей водой, Торольд объявил:

— Мальчику пора ложиться спать. Я провожу его в его комнату. А вас, мисс Лира, его милость ожидает в библиотеке.

Из окон библиотеки открывался вид на замерзшее море. В камине, глубоко утопленном в стену, горел огонь, пламя лигроиновой лампы было заботливо прикручено, так что свет почти не отражался в черных оконных стеклах, и казалось, что комната постепенно переходит в безмолвный пейзаж, где над ледовыми торосами мерцают звезды.

Лорд Азриел, сидевший в глубоком кресле рядом с камином, поманил Лиру и указал ей на место перед собой. Она послушно опустилась на стул.

— Твой приятель медведь не захотел зайти в дом, — чуть насмешливо произнес он. — Говорит, на холоде лучше. Он спит во дворе.

— Йорек уже рассказал вам про поединок? — живо спросила девочка.

— Да, что-то такое он говорил, — равнодушно отозвался лорд Азриел. — Насколько я понял, он теперь новый король Свальбарда. Это что, правда?

— Ну конечно правда! Йорек никогда не врет.

— Он, что же, вызвался быть твоим телохранителем?

— Да нет. Это все Джон Фаа, он ведь нанял Йорека, поэтому Йорек все делает, как Джон Фаа ему велит. Вот ему и приказали глаз с меня не спускать. Чтоб со мной ничего не случилось.

— А Джон Фаа-то тут при чем? Откуда ты его знаешь?

— Я… я вам сейчас все расскажу, только вы мне тоже… Это… это правда, что вы мой папа? — выпалила Лира.

— Правда. И что дальше?

— Да ничего дальше. Вы что же, не могли мне раньше рассказать? Лучше уж знать всю правду без утайки, а то, когда потом что-то выплывает, человек себя чувствует круглым дураком. Знаете, как это обидно? Ну что вам стоило взять и рассказать мне все. Ну, знала бы я, что я ваша дочь. Какая разница? Даже если я тогда совсем маленькая была, неужели так трудно было мне все объяснить? Взять и сказать: так, мол, и так, Лира, вот кто ты на самом деле, но ни одна живая душа об этом знать не должна. Я бы все поняла! Я же умею хранить тайны. Но зато как бы я гордилась тем, что я знаю! Из меня бы слова не вырвали, если бы вы велели мне молчать. А вы… Ну что вам стоило рассказать мне! Всем другим людям рассказали, а мне…

— И кто же это тебе все рассказал?

— Джон Фаа, вот кто.

— И про твою мать он тебе тоже рассказал? — вскинул брови лорд Азриел.

— Да.

— Ну, значит, ты уже все знаешь, и мне к этому добавить нечего. В любом случае я не желаю, чтобы меня допрашивали, да еще таким тоном. Кто ты такая, в конце концов?

Лира почувствовала, что в ее глазах закипают злые слезы.

— Я… я привезла вам ваш веритометр, будь он неладен. Я всю дорогу, с того самого момента, как магистр вручил мне этот чертов прибор, тряслась над ним. Берегла его, как зеницу ока. Зачем, спрашивается? Я сама научилась по нему читать, а вы… вы даже спасибо мне не сказали. Я через такое прошла, чтобы только принести его вам, хотя сотни раз могла все бросить и сидеть себе спокойненько, а вы… Хоть бы улыбнулись мне! Ведь я же все это делала ради вас: шла, мучилась столько, и во дворце этом поганом, вонючем, где одни медведи, я же не испугалась, а ведь я совсем одна была, и Йофура Ракнисона не испугалась, это же я его обдурила, уговорила, чтоб он с Йореком сражался… Я так хотела вам помочь! А вы, как меня увидели, прямо в лице переменились, как будто я с того света явилась, руками замахали, лишь бы… Эх вы… Нет уж, лорд Азриел… Никакой вы не мой папа. Мой папа, настоящий папа, он бы никогда так не сделал. Потому что он бы свою дочку любил. Я знаю. Вы меня не любите, и я вас тоже не люблю. Я Фардера Корама люблю и Йорека Бьернисона. Да-да-да, я люблю его больше, чем родного отца, хоть он и не человек, а панцирный медведь. Но только ему я куда дороже, чем вам. Он меня по правде любит.