Оксана Демченко - Докричаться до мира

Вторая жизнь была короткой. Лютая зима, смерть родных, бесконечное страшное лето, путь на юг вдоль гор в ошейнике, торг, поездка в странной повозке без окон, тесной и душной. Непривычное и малопонятное место, где их снова осмотрели и одного за другим погрузили в сон смерти. Она все видела, была последней в очереди к страшному столу. Людей на него укладывали, привязывали и прижимали к плечу нечто непонятное. А потом краски жизни уходили с их лиц, искаженных страданием. Бледных и неподвижных увозили и упаковывали в длинные блеклые ящики, которые тотчас находили свое место в стене. Высокой и ячеистой, как пчелиные соты. Она тоже заснула, став чьим-то запасом. Последнее, что Сидда запомнила во второй жизни – безразличный взгляд одного из новых хозяев, от которого ей стало окончательно страшно. Потому что с полной отчетливостью бруса поняла: однажды ее вернут и заставят снова жить. И та жизнь будет страшнее этой, полной потерь и отчаяния.

Третья жизнь началась в точном соответствии с опасениями.

Она очнулась от страшнейшего холода, словно сила полузабытого взгляда оледенила воздух. Не только: еще и отравила. Первый же вдох обернулся спазмом, ее вырвало желчью, ведь желудок был уже давно пуст. Она вдохнула снова, почти против воли, и застонала. Теперь даже желчи нет, только мучительная боль и ощущение вывернутого наизнанку естества. Дышать невозможно, не дышать тоже. Сознание несколько раз проваливалось и снова всплывало к поверхности кошмара, который теперь был ее единственной реальностью. Легкие постоянно горели, судорожно сжимаясь и гоняя почти не дающий надышаться бесполезный вонючий воздух, его нехватка отдавалась стуком молоточков в висках, сделала мир серым, вполовину убавив возможности зрения. Но постепенно Сидда смогла осознавать себя: привязанную к железной кровати, голую и грязную. Желчь стекала по шее тонкой струйкой.

Рядом стояли хозяева и смеялись, не думая помогать. Им было забавно смотреть, как она корчится. Отстегнули, рванули за волосы, поднимая. Ударили наотмашь бичом, когда попыталась вцепиться в прутья кровати, не найдя равновесия. Затем один из хозяев снова рванул за волосы, развернул, указал кончиком хлыста на рвотное пятно. И выпорол. Каждый удар прожигал кожу и цепенил тело. Она насчитала всего-то три, прежде чем сознание отключилось. Здесь бьют куда больнее, чем в прежней жизни. Очнулась, хозяин стоял и ждал. Снова рванул за волосы, застегнул на шее шипастый обруч. Дернул, срывая кожу и удушая, повел в клетку, где уже ждал корм: брошенные на пол непонятные брикеты и выплеснутая в выемку грязная вода. Привыкай быть никем, вот что все это означало, она поняла.

День за днем существа, похожие на людей и явно считающие себя чем-то иным, высшим, причиняли боль и знакомили с ролью рабыни: подчинением, унижением, страхом. На пятый, как ей казалось, день Сидда окончательно осознала – это не жизнь. В новом мире нет солнца, неба и тепла. Просто когда-то раньше она, сама того не помня, совершила нечто ужасное и за грехи угодила сюда, в ледяной край демонов. На шестой день один из хозяев пришел и заговорил на понятном языке. Ее ждет новая кара, пояснил он: отдают дикому зверю, который любит рвать живое мясо человеков. Сказал и рассмеялся знакомо – сухо, будто закашлял. Сидда обреченно подумала: может, и к лучшему, отмучаться сразу, а не умирать под бичом каждый день. Холод сковал тело, ноги едва слушались, рук она не ощущала давно. Ее тащили и снова били, потом осознали бесполезность угроз и просто волокли.

Она именно так представляла себе демона: с желтыми звериными глазами, огромный, могучий, опасный. Совершенно не человек. Впрочем, в ледяном мире все оказалось наизнанку. Желтоглазый ее накормил, согрел и пожалел. Рядом с ним существовало то единственное в мире без солнца место, где никто не мог ее обижать. Когда на следующий день Сидда споткнулась в коридоре, хозяин привычно размотал кнут. Но удар пришелся по широкой спине ее нового защитника. Второй попытки наказать не случилось. Кажется, ее демона всерьез боялись даже вооруженные владельцы ледяного мира. А она не боялась. Потому что сразу поняла: страшный, могучий и опасный – для других. Для нее же просто самый лучший. Он вернул ей все, что невозможно вернуть, и дал еще больше. Общину – ее приняли, и странный мир стал родным. Близких: едва она научилась различать «демонов», как нашла одного из них похожим на своего погибшего брата.

Со временем у нее появилась семья. Настоящая. Ее Йялл, рядом с которым жить радостно и легко. Возле мужа воздух свежее, вода вкуснее, тепла больше. И не только от тела, всегда готового для нее стать настоящей грелкой. Он умел делать ладони такими горячими, что казалось, еще немного – и обожжешься. Учил ее уворачиваться от ударов и смягчать их. Но важнее и ценнее иное: у волвека оказалась замечательно добрая душа, целиком принадлежащая ей, готовая согревать и оберегать от любых бед.

Его удивительно острое зрение различало недоступное ее глазам. И не желало замечать, что волосы теперь грязны и висят сосульками, что коса вылезла от ужасной гнилой воды и напоенного болезнью воздуха, превратившись в жалкие хвостики, с трудом прикрывающие лопатки, что без солнца ее лицо стало бледным и желтоватым, а глаза потускнели. Сидда удивленно осознавала: так любить не умеет больше никто. Да еще и благодарно, Йялл полагал, что научила его любить и жить семьей именно она. И это самое главное открытие всей его жизни – умение быть не злым и сильным разведчиком Третьим, а Йяллом, заботливым, счастливым вопреки всему, мужем.

Ночами Сидда иногда просыпалась и думала, тихо глотая слезы. Потому что ей никто больше не причинял зла, а Йяллу и прочим доставалось от Вечных. Они умели переносить боль, но куда страшнее и для них была безысходность. Ледяной мир замкнут, Сидда додумалась до этой идеи быстро, выслушав всю историю Гнезда от мужа. Если даже хозяева дышат тем же гнилым воздухом – значит, выхода нет. Очень трудно так думать. И неправильно. Со временем Сидда научилась верить в иное, куда более светлое: ее Йялл, демон, называемый правильно волвеком, просто не осознает своей силы полностью. Но когда поймет ее, обязательно спасет всех. Он умный и замечательно добрый. Он постарается и придумает. Как научить его, Сидда не знала. Маленькая бруса могла лишь жить целиком для своего Йялла.

Но, кажется, ему и этого хватило.

И потому однажды Сидда удивленно обнаружила себя, не погибшую вопреки всему от ножа и кнута хозяев, уже в четвертой жизни. Здесь была свобода, воздух снова оказался чист, вода – вкусна, а ее, теперь уже нелепо сомневаться, искренне считали очень важной, умной и ценной для общины. Женщины вздыхали почти завистливо (впрочем, в стае никто не умеет завидовать черной завистью) – красавица, домовитая, лучшая. Мужчины уважали, а к тому же косились восторженно: везет Третьему! Дети липли к ней и звали мамкой, все до единого. Лайл заглядывал, чтобы отечески порадоваться семье Йялла и посоветоваться с ней по поводу воспитания младших.