Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

— Все шиворот навыворот! — растерянно сказал я. — Там, где я родился, считается, будто знать чье-то имя — значит получить преимущество. А послушать тебя — выходит все наоборот… Впрочем, как скажешь, так и будет.

— Ну, раз ты такой покладистый, помоги мне приготовить ужин, — добродушно рассмеялась наша хозяйка.

Я виновато помотал головой:

— Если для этого требуется идти на кухню, ничего не выйдет. Любая дверь для нас…

— Да знаю я, знаю, — нетерпеливо перебила она. — Стоит вам открыть дверь — только я вас и видела! Сколько уж у меня таких, как вы, перебывало, шестирукий боббур на пальцах не пересчитает… Да только никуда идти не надо. Мы уже на кухне, разве не заметно?

Величественным жестом художника, решившего познакомить гостей со своим новым произведением, она указала куда-то вправо; послушно последовав взглядом за ее рукой, я обнаружил, что в углу помещения стоит самая настоящая плита, кажется даже, не какая-нибудь, а газовая. В других обстоятельствах я бы удивился, но сейчас не придал наличию газовой плиты в доме старой колдуньи никакого значения — подумаешь!

Стыдно признаться, но я не воспрянул духом, узнав, что дежурство по кухне не лежит за гранью возможного. Мне явно недоставало трудового энтузиазма. После наших давешних строительных подвигов хотелось одного: лежать и не двигаться.

— Я помогу, — решительно заявил Мелифаро, с упреком взирая на мою кислую физиономию. — Этого парня на кухню вообще пускать нельзя, но раз уж он здесь, пусть сидит смирно и не шевелится. А не то он тебе живо всю посуду перебьет, леди.

— Ничего, — отмахнулась она, — посуды у меня в доме немало, для дорогого гостя ничего не жалко! А работа для всех найдется.

В итоге беднягу Мелифаро припахали чистить какие-то диковинные овощи, похожие на гибрид ежа и картошки. Моя судьба оказалась милосерднее: меня усадили резать всякую экзотическую растительность для салата — весьма, я вам доложу, медитативное занятие! Я так втянулся, что искренне огорчился, когда обнаружил, что уже измельчил все необходимое.

Мелифаро тем временем все еще боролся с «картофельными ежами»; впрочем, его победа тоже была не за горами. Через несколько минут он торжествующе взмахнул здоровенным кухонным ножом и с пафосом водрузил свою последнюю жертву на вершину пирамиды, сложенной из круглых серых сердцевинок этого диковинного овоща.

— Молодцы, — в улыбке нашей хозяйки было такое неподдельное восхищение, словно мы только что совершили пару-тройку бессмертных подвигов, как и положено сказочным богатырям. — Редко ко мне заглядывают такие трудолюбивые гости. Я бы и сама справилась, — доверительно призналась она, — но хороший ужин должен быть приготовлен сообща, это единственное правило кулинарной науки, которому я следую слепо, как закону, не полагаясь на вдохновение… А теперь можете отдохнуть, остальное я и сама сделаю. Вот вам пока угощение, чтобы не заскучали без дела.

Она проворно вскарабкалась на деревянный табурет, алое одеяние взметнулось, обнажив худые, но мускулистые, как у бывшей балерины, ноги (все еще весьма привлекательные, если называть вещи своими именами). Привстав на цыпочки, старая леди извлекла из многообещающей темноты какого-то кухонного тайника серую керамическую бутылку. Легко спрыгнула на пол, порылась на полках древнего буфета, достала оттуда два маленьких стаканчика из розового стекла, немного помедлила, махнула рукой и присовокупила к ним третий.

— Это и есть та самая «кровь молодых роз»? — с нетерпеливым любопытством подростка, впервые в жизни оказавшегося в борделе, спросил Мелифаро.

— Э, нет! Не все сразу, гость! — звонко рассмеялась наша хозяйка. — Это всего лишь полынная настойка. Она слегка опьяняет, не более того. Никто еще не мог упрекнуть меня в том, что я перед ужином предлагаю своим гостям зелье, после которого им станет не до еды!

— Вообще-то, для того чтобы забыть о еде, достаточно просто посмотреть на тебя, — заявил мой галантный друг.

Старуха кокетливо погрозила ему когтистым пальцем, наполнила стаканчики зеленоватой жидкостью, одним глотком разделалась со своей порцией и вернулась к плите.

Я с упреком посмотрел на Мелифаро: уж больно его комплимент походил на неприкрытое издевательство. Но тот, судя по всему, и не думал издеваться. Он рассеянно крутил в руках свой стаканчик и с блаженной улыбкой пялился на нашу хозяйку, все еще восхищенно покачивая головой.

«Ничего себе! — ошалело подумал я. — Кажется, она ему действительно приглянулась. Вот уж не думал, что парень без ума от старушек! Ну, дела…»

«Макс, ты не будешь возражать, если я приударю за нашей хозяйкой? — Мелифаро словно прочитал мои мысли и воспользовался Безмолвной речью, чтобы обсудить сию животрепещущую тему. — Или ты сам собираешься? Не то чтобы я готов уступить, но хотелось бы обойтись без дуэлей…»

«Да на здоровье! — растерянно отозвался я. — Только… тебя не смущает, что она тебе в прабабки годится? Или это не имеет значения? Еще один обычай Соединенного Королевства, из тех, что я не успел изучить?»

«Макс, не говори ерунду, — миролюбиво огрызнулся мой друг. — Какая разница, сколько даме лет? Особенно если она так замечательно выглядит… Почти девчонка! Впрочем, я рад, что ты не положил на нее глаз. Вопрос закрыт».

Он наконец пригубил содержимое своей рюмки. На его лице отразилась целая гамма переживаний: опаска, любопытство и, наконец, одобрительное удивление, плавно переходящее в удовольствие. Я же пытался взять себя в руки: после заявления Мелифаро о внешности нашей хозяйки земля ушла из-под моих ног без всяких настоек.

Мы с ним видели ее по-разному, теперь я в этом не сомневался. Не знаю, почему меня это так испугало: собственно говоря, я с самого начала знал, что в Лабиринте Мёнина нас не ждет ничего, кроме наваждений. Но до сих пор нам с Мелифаро доставались одни и те же наваждения, а тут…

— Лучше выпей, гость. Тебе надо отдохнуть, — я не заметил, когда старуха успела отойти от плиты и приблизиться ко мне. Ее голос звучал ласково, но глаза были яростными и насмешливыми — точь-в-точь, как у моего незабвенного шефа, сэра Джуффина Халли, в критические моменты нашей с ним общей трудовой биографии. — На все вопросы существуют ответы, но кто сказал, будто все ответы должны быть известны тебе? — мягко добавила она и вернулась к своим кастрюлькам.

Странное дело, но я тут же успокоился — с чего бы?! Послушно пригубил зеленоватую жидкость. Вообще-то, в мире, где я родился, полынная настойка называется абсентом и славится горьким вкусом и разрушительным воздействием, но я решил: была не была! Умирать — так с музыкой, где наша не пропадала, после нас хоть потоп, и все в таком духе. Целую книжку пословиц и поговорок, энциклопедию разгильдяйской народной мудрости можно было составить из обрывков моих тогдашних сумбурных размышлений.