Ирина Анненкова - Медные колокола

Роса, собранная в определенные лунные дни с разных растений обладает различными свойствами.

Утреннюю росу собирай на убывающей луне с цветков клевера. Только собранная в течение получаса с момента восхода солнце роса обладает целебными свойствами. С ее помощью ты вылечишь колики, бельмо и старческую слепоту, мозоли и шпоры на ногах, вернешь молодость коже и волосам.

Ночную росу собирай на растущей луне с одуванчика, с часу до трех пополуночи. Такая роса помогает при сильных воспалениях и ранах, а применяется только в виде компрессов. С ее помощью можно даже одолеть рак.

Вечернюю росу собирай в новолуние с ромашки. Как ромашка – цветок дружелюбный, ни с кем не воюет, не соперничает, так и взятая с нее роса успокоит буйных, усмирит душевнобольных, вылечит от бессонницы.

Росу храни только в непрозрачной посуде».

Как же я ненавижу весну! По-моему, это время года больше других богато на разочарования. Всю длинную снежную синедольскую зиму ждешь - не дождешься тепла, света, зеленой листвы, пения птиц. После зимнего солнцеворота, когда уже съеден испеченный для Корочуна большой пшеничный каравай, старательно отмечаешь каждое мгновение, на которое удлиняется день. А как сожгут по деревням чучело Мораны-смерти, уже с нетерпением ловишь каждый теплый ветерок и радуешься появлению всё новых примет приближающейся весны: вот подтаял снег на опушках леса, а через пару седмиц он уже и вовсе сошел в полях; а вот пробежал ещё не до конца перелинявший, но всё-таки уже по-летнему бурый заяц. Первый же цветочек мать-и-мачехи встречаешь, как надолго уезжавшего горячо любимого друга…

Но редкий год в наших краях выдается ранняя и дружная весна. Часто бывает так: вот уж и весенний солнцеворот миновал, а холода не думают отступать. По-зимнему уверенно хозяйничают в Синедолии метели, тоскливо подвывают в заснеженном лесу тощие волки, и кажется – так будет всегда, сладко посапывающее во сне солнце не стряхнет с себя пухлую перину туч, лето махнет на нас рукой, а нынешняя зима плавно перетечет в зиму последующую.

Однако самое подлое, на что способна долгожданная Весна-Красна, так это поманить первым настоящим теплом, подарить всему живому надежду, а потом и передумать! И тогда заново заваливает снегом разбуженное шалой обманщицей зверьё, деревья, успевшие набрать почки, и вернувшихся домой перелетных птиц.

Я проснулась уже под утро и ахнула. За ночь к нам вернулась зима. Поляна, деревья, наш «шалаш», - всё было покрыто толстым слоем снега, и он продолжал падать крупными неторопливыми хлопьями.

Костер дотлевал, и я, ежась от холода, выбралась из-под навеса, чтобы подбросить дров. Собранные с вечера валежины почти не намокли, я их быстро отряхнула и сунула в оставшийся в самой середке жар. Костер сперва призадумался, а надо ли это ему, но потом весело защелкал, сыпанул искрами и вспыхнул. Предрассветная темнота отступила и сгустилась по краям поляны. Я осмотрелась.

Ванятка спал, свернувшись калачиком. Из-под его руки торчал кошачий хвост – Степка подыскал себе самое теплое место. Моего ухода эти двое не заметили, продолжая соревноваться, кто крепче спит.

Наши лошадки стояли бок обок и, чуть покачиваясь, дремали. Рядом с высоченным Хитрецом некрупная Тинка казалась совсем маленькой. Засыпанное снегом лохматое одеяло трогательно укрывало их обоих.

- Доброе утро! – Горыныч тяжело плюхнулся на моё плечо.

- И это утро ты называешь добрым? – страдальческим голосом спросила я. – По-моему, хуже не придумаешь!

- Ещё как придумаешь! – оптимистично каркнул грач. – А ты представь себе, что пошел не снег, а дождь! Ты и колдануть бы не успела, как твой навес бы промок, костер погас, а дороги развезло. Продолжить?

- Да уж, умеешь ты утешить, - буркнула я, ссадила тяжелого когтистого Горыныча на пенек и, подхватив котелок, отправилась за водой.

Вернувшись с полным котелком, я обнаружила, что Ванятка и Степан уже проснулись. Мальчик, завернувшись в одеяло, как в плащ, стоял около лошадей, негромко разговаривая с Тинкой и одновременно поглаживая Хитрецу переносицу, а кот успел куда-то слинять.

- Ты что, опять всю ночь сторожил? – спросила я у Горыныча, засыпая крупу в котелок. Грач потоптался на месте, встопорщил перья на шее и выразительно повел клювом.

- Слав, птицы ведь крепко не спят. Мне вовсе не трудно. Я днем посплю.

- Точно. А Степка и днём, и ночью!

- Да толку-то от него! – хмыкнул грач. – Сторож, как же!

Крупа в котелке забулькала. Я поболтала в котелке деревянной ложкой на длинной ручке, бросила в варево щепотку соли, попробовала, что получилось, и посолила ещё. Вот, теперь порядок.

Оставив кашу под присмотром Горыныча, я подошла к лошадям. Тинка довольно ткнулась в меня храпом, а Хитрец приветственно фыркнул мне в ухо, заставив подскочить от неожиданности. К моей радости, сегодня конь выглядел гораздо бодрее. С ведром воды прибежал Ванятка. Оставив его поить-кормить наших коняшек, я вернулась к костру.

- Опять гречка? – вывернувшийся невесть откуда Степка презрительно принюхался. – Эдак я скоро закудахчу!

- Да хоть закукарекай, - парировал Горыныч, - лишь бы не хрюкал, как обычно.

Кот сделал вид, что намек не понят, и вообще вражеская пуля пролетела мимо куста, где уютно устроился красивый хорошо выспавшийся герой!

После завтрака я опять заварила укрепляющие травы (как положено, с заговором, благо, от вчерашней слабости не осталось и следа), попила сама и напоила всю компанию. Драконья доля снадобья досталась, ясное дело, довольно ухмыляющемуся Хитрецу. Ладно, парень, ещё один тебе денек отдыха – и мы с Ваняткой сможем не месить грязь и снег ногами, а предоставить это исключительное право вам с Тинкой.

Идти сегодня было не в пример труднее. Дорогу всё-таки развезло, и мы с трудом шлепали по раскисшей земле, постоянно оскальзываясь и поминая бесов, демонов и бабку Малайку, персонаж отечественного фольклора, источник всяческих пакостей и каверз. У меня даже появилось желание считать Хитреца окончательно выздоровевшим и продолжить наше путешествие уже верхом. Однако, понаблюдав за конем, которого вела в поводу, я поняла, что сил у него пока что маловато: он вяло тащился за нами и всё чаще спотыкался даже на относительно ровных участках дороги. К тому же, мне было жалко Тинку, безропотно везущую всю нашу поклажу (хорошо хоть, запасы овса и гречи у нас сильно поубавились, воистину нет худа без добра), сбрую Хитреца, включая седло, а также и кота с грачом.

Лес закончился, и под сразу усилившимся ветром мы побрели через заснеженное поле, практически наощупь находя проложенную колею. Снег летел в глаза, попадал в рот, холодными змейками проваливался за воротник. Разговаривать не хотелось, да и не было сил.