Брайан Толуэлл - Конан и раб змеиной королевы

Он понял, что извращенный ум Тхутмертари способен все что угодно, даже милость, превратить в чудовищную пытку. И он снова упал на колени.

– Нет! Убей меня сейчас" Заклинаю тебя именем отца!

Ему приходилось вымаливать себе смерть! Тхутмертари покачала головой. Золотые косы зловеще змеились по ее телу.

– Посуди сам: если я всех убью сейчас, кого же тогда я буду убивать потом?… Так что я оставлю тебя на потом, брат Джосер. Живи. Когда-нибудь ты узнаешь, какой день станет для тебя последним.

– Нет! Тогда я сам убью себя…

И он воздел обломок клинка, чтобы поразить себя. Двусмысленная ухмылка сестры заставила его застыть с мечом в руке,

– Глупенький, – ласково сказала Тхутмертари. – Ты забыл про Рамину? Обещаю, путешествием в Зал Мертвых ты не отделаешься, братец Джосер.

Ледяная волна Ужаса окатила Джосера. И правда, как он мог забыть?! Некромантия! Она оживит его мертвое тело, и мертвый Джосер будет служить владычице Тхутмертари еще более преданно, чем живой. И тогда уже у него не будет души и не будет никакого шанса… Живой или мертвый, он одинаково принадлежал ей, телом и душой. Равно как и все прочие. Принц тяжело опустил клинок. Тхутмертари надменно усмехнулась: опять все вышло по ее воле.

– Приведи их всех в чувство. Сур, раб мой, и пусть продолжают церемонию.

Священная оргия продолжалась час в присутствии королевы. Затем Тхутмертари незаметно удалилась. А люди и змеяды, повинуясь ее недоброй воле, бесчетнос число раз совокуплялись, совокуплялись, совокуплялись…

Покинув тронный зал, королева и следовавший за ней, словно тень, Атотмис прошли по подземному коридору в храм Сета. Они вышли в небольшой чертог, где молились змеядские волшебники из нового Черного Круга. Завидев верховную жрицу, змеяды пали ниц и попытались облобызать ее ноги. Брезгливо скривившись, Тхутмертари пинком ноги отбросила особо усердных со своей дороги. Не обращая внимания на несущиеся ей вслед прославления, девушка шла дальше. Ход круто забирал вниз.

Длинное платье путалось под ногами. Вот она наступила на него и чуть не упала. Разозлившись, волшебница вспыхнула ярким факелом. Атотмис едва успел отшатнуться. Чудесное шевелящееся платье сгорело, бесчисленные драгоценные камни, украшавшие его, рассыпались по ступенькам во все стороны. Тхутмертари облегченно вздохнула и погасила пламя.

Так проследовали они в Зал Черного Круга. У огромного черного алтаря колдовали трое жрецов. Тхутмертари что-то прошипела им на змеином языке, и жрецы, кланяясь, выбежали вон. Хотя Атотмис не принадлежал к Черному Кругу и не имел права появляться в этом чертоге, никто не осмелился сделать ему замечание. Тощий жрец застыл у входа, и его черный хитон слился с черной массой сходящихся полусферой стен. Королева приблизилась к черному кубу, пала на колени и возложила обе руки на его поверхность. Ладони вспыхнули алым. Волшебница зашептала заклинания.

Голос ее, сначала едва слышный, все более набирал силу. И мертвенно-багряное сияние, окутавшее ее ладони, медленно перетекало по точеным рукам и расползалось по телу. Атотмис не понимал ни слова, ни смысл этого обряда, но, не будучи глупцом, сознавал, что его возлюбленная – бывшая возлюбленная? – готовит нечто еще более ужасное, великое и впечатляющее, чем было прежде. Атотмис хотел порадоваться за нее, как радовался всегда, когда она добивалась своего, но отчего-то не смог. В последнее время он вообще не понимал, что творится с его чувствами. Разумом он неизменно сознавал все, что делает королева. В ее действиях всегда присутствовала логика, прямолинейная и неколебимая. Поэтому Атотмис на уровне мышления не испытывал сомнений, почему и зачем Тхутмертари совершает тот или иной поступок. Сомнения гнездились в его душе, и он не был уверен, что душа его одобряет эти поступки. И все же противоречия между разумом и душой были Атотмису неясны, размыты и к каким-либо реальным действиям привести его не могли…

Трое змеядских жрецов вернулись. Каждый из них тащил беременную на последнем месяце женщину. Две женщины относились к человеческому племени, третья была змеядой. Прервав свою молитву, Тхутмертари обернулась к жрецам. Судя по гримасе бешенства, исказившей ее прекрасное лицо, они что-то сделали не так, как она им велела. Мгновенно вытянулся из указательного пальца правой руки длинный тонкий кинжал, а в следующий миг чешуйчатая голова жреца, тащившего змеядскую женщину, покатилась по полу. Два оставшихся мага застыли, опустив глаза, готовые к той же участи, какая постигла их собрата; скользкие хвосты мелко дрожали.

Тхутмертари взяла у одного из них бесчувственное тело женщины. Оглядев его и оставшись удовлетворенной осмотром, верховная жрица сорвала с несчастной одежды. Беременная пришла в себя и хрипло заголосила. Игнорируя ее крики, королева сделала волшебным кинжалом ритуальный надрез пентаграммой на вздувшемся животе жертвы. Левая рука устремилась внутрь и вытянула оттуда покрытый слизью комочек. Тихим хлопком разорвалась пуповина. Тхутмертари возложила нерожденного ребенка на черный алтарь и снова просвистела заклинания. Содрогаясь в конвульсиях, нерожденный ребенок, более похожий на ужасного гомункулуса, уходил вглубь алтаря, точно тонул в вязкой жиже болота. Глубокий запредельный вздох, в котором не было ничего человеческого, разнесся по погруженному в кромешный мрак чертогу.

Точно так же волшебница извлекла ребенка из утробы второй матери и погрузила его в ненасытную бездну черного куба. Затем, не оборачиваясь, она отдала какой-то приказ жрецам. Те мгновенно снялись с места, подхватили четыре тела и, согнувшись под их тяжестью, выползли из пещеры.

Верховная жрица снова опустилась на колени перед алтарем Сета и, качаясь в замедленном танце, продолжила пение заклинаний. Скоро фигура ее оделась в алый светящийся кокон. А над алтарем появилось смутное изображение огромного чудовищного змея с шестью щупальцами. Было оно еще чернее окружающего мрака, и тут Атотмис понял, что не должен более смотреть на происходящее, если хочет сохранить остатки своего рассудка. Он отвернулся, уткнувшись лицом в черную стену, закрыл глаза, а руками заткнул уши.

…Сколько прошло времени, он сказать не мог. Время вообще превратилось для него в абстрактную категорию еще с тех самых пор, как он стал узником заколдованной темницы Тот-Амона. Ласковая рука девушки погладила его плечи, и он очнулся. Взглянув на нес, он ужаснулся сумасшедшему блеску ее огромных сапфировых очей.

– Что это было? – против воли произнесли его уста.

Голос Тхутмертари прозвучал хрипло, и, если бы не злобное торжество, привычно звучавшее в нем, Атотмис сполна ощутил бы всю глубину ее усталости.