Брайан Толуэлл - Конан и Великая душа 2. Огни Будущего

Жестокий и стремительный ветер выл и стонал. В его тревожных переливах как будто слышался то плач ребенка, то свист жаркого воздуха кровавой битвы, рассекае­мого, клинком холодной стали, то послед­ний зов безвозвратно загубленной души. Пронзительный этот ветер беспощадно раз­метал редкие облачка, обнажив полную, ис­пещренную шрамами и пятнами, подобную древней зо­лотой монете, сверкающую луну. Туманный свет луны равномерно застилал пугающе-однообразную равнину, на которой не было ничего, кроме истинного ее власте­лина — этого всепроникающего ветра, возникшего словно из самых глубин мрака. Прекрасное звездное небо волшебным куполом нависало над потрескавшим­ся панцирем степи, и казалось, что ветер щекочет небес­ный свод, так что звезды переливаются на нем подобно серебряным чешуйкам на теле исполинского сказочно­го дракона, вперившего свой неподвижный лунный глаз в эту пустую, никчемную и бесконечно грешную землю…

Вот уже несколько часов тусклый лунный глаз за­думчиво прослеживал путь трех высоких, крепко сло­женных мужчин: не безумны ли они, бросившие вызов этому великому, леденящему душу мраку?.. Жестокий ветер рвал широкие темно-синие плащи путников, дико завывал у самых ушей, едва скрытых капюшонами, но все его усилия пробудить у странников челове­ческие чувства были тщетны. Люди шли, и перед их мрачной решимостью одинаково отступали и ветер, и тьма, и даже лунный глаз, будто покорясь их безумной несокрушимой воле, старательно освещал загадочной троице дорогу.

Не менее странным был и скарб одиноких ночных путешественников. Он размещался на небольшой четырехколесной повозке, которую люди, поочередно сменяя друг друга, настойчиво катили вперед. Усилия, прикладываемые ими, явственно свидетельствовали о достаточной тяжести груза. Тщательно укрытый не­сколькими слоями черного шелка, груз этот словно сросся с повозкой. Все тот же безжалостный ветер си­лился сбросить черные покрывала, чтобы лунный глаз хотя бы разок смог взглянуть на тайный скарб безум­цев, но и это ему не удавалось. Напротив, казалось, здоровенный сундук — сундук ли? — как: будто притя­гивал свои черные одежды, видно, стесняясь показать себя всевидящей луне. Или ; может быть, желая вы­ждать время, чтобы предстать перед миром в новом, могущественном обличие…

А люди все шли и шли, и повозка поскрипывала в такт их тяжелым шагам. Отчаявшись устрашить путни­ков и потеряв всякую надежду раскрыть их тайну, хму­рая луна готовилась отбыть в последний путь, чтобы за­втра вновь захватить власть над этой бескрайней равниной. Впрочем, нет. Равнина не была бескрайней: на востоке и юге ее ограничивали острые, подобные выставленным для устрашения пришельцев каменным клинкам, высокие скалы. То были первые стражи великих Карпатских гор, естественной границы Запада и Востока обширных хайборийских земель. Протянув-пшсь на тысячу миль с северо-востока на юго-запад, Харпашские горы разделяли владения Коринфии и За­моры, Ксфа и Офира, и кое-где, близ места слияния Хорота и Красной реки, подбирались к землям Аквило-нии, богатейшей державы Запада.

Степь, по которой шествовали загадочные странни­ки, представляла собой едва ли не самую заброшенную часть коринфских земель. Здесь не было лесов, рек,

Глугов — только ственном обличийИолые, потрескавшиеся солончаки. Если люди когда и жили здесь, то очень давно, в бесконечно далекие, доисторические времена, и следов их пребы­вания древняя степь не сохранила. Здесь, на краю этой степи, горы были особенно неприветливы, и бесчис­ленные караванные тропы обходили их стороной. Ле­генды гласили, что места эти прокляты, и в здешних горах рисковали селиться лишь прозревшие волю богов бесстрашные горные орлы.

Между том люди шли, не оглядываясь и не сверяясь с картой, как будто к себе домой. Троица неумолимо приближалась к черным скалам, в зловещей вышине помеченным ледяными шапками, и с каждым шагом движения людей становились все более уверенными. Вот они миновали ущелье, осторожно подняли повозку с грузом по пологой каменной лестнице. Петляя в узких ложбинах между скал, они вышли на большую ровную площадку.

Зажатый в естественном каменном мешке, под­властный лишь взору небес, высился огромный замок. Вытесанный из колоссальной скалы-монолита, этот мрачный дворец был начисто лишен окон и дверей. Только широкие, пробитые в скальных породах ступе­ни вели к массивной железной плите, прильнувшей к холодному камню горного дворца. В момент, когда ]ноги путников ступили на лестницу, тяжелая железная плита дрогнула и внезапно откатилась в сторону. Из­нутри, рассекая тьму уходящей ночи, навстречу путе­шественникам ринулся поток яркого факельного света. Вослед свету явился человек — очень высокий, строй-вый, облаченный весь к же темно-синие одежды. Его кранильное, отметенное чертам аристократизма лицо была бесстрастно. Маленькие серыэ глаза, таящие не­дюжинный ум их обладателя, изучающе смотрели на вновь прибывшую троицу, но казалось, не люди инте­ресовали мужа, вышедшего из чрева каменного замка, а то, что было скрыто черным шелковым покрывалом. Помедлив мгновение, человек Повелительным жестом приказал следовать за ним. Пришедшие, ничем не по­казывая смертельную усталость от изнурительного ноч­ного путешествия, покорно склонили головы и двинулись вослед хозяину. Как только все четверо вступили в замок, огромная железная плита легко встала на свое место, и более ни один ручеек света не изливался в предрассветную мглу.

Долгими каменными коридорами катилась покры­тая черным шелком повозка, пока процессия не всту­пила в округлый зал, напоминающий кратер давно по­тухшего вулкана. За все время путешествия по замку никто не проронил ни слова, как будто над его обитате­лями тяготел неведомый обет молчания. В центре ам­фитеатра возвышался небольшой мраморный поста­мент. Около постамента стояли мужчины, ничем — ни одеждой, ни осанкой, ни формой лица, ни цветом глаз — не отличавшиеся от вновь прибывших. .Единст­венным украшением был большой серебряный меда­льон на груди у самого высокого из облаченных в синие плащи мужей — того, кто вышел из замка навстречу цочным путешественникам.