Брайан Толуэлл - Неподвластный богам

Немедля снова сжал Конан тонкую шею карлика. По мере того, как из Тезиаса уходила жизнь, невидимые руки все сильнее сжимались и на шее Конана.

– Не возьмешь, пес! – прохрипел киммериец.

– Возьми… мой страх! – из последних сил прошипел Тез нас; его красный язык уже вываливался из маленького рта.

Конан ощутил, как жестокой судорогой свело ему желудок. Душа его, казалось, спряталась в самую маленькую клеточку ноги. Но страх Тезиаса не убил его: киммериец за свою жизнь видел столько ужасов, что в сердце и душе его не было места страху. Еще сильнее сдавил он шею карлика.

Тезиас затих. Его большие черные глаза остекленели. Но могучая воля карлика задержала последнюю искорку жизни, остававшуюся в этом теле. Синие губы умирающего беззвучно прошептали:

– Отдай мне свое мужество.

Это было уже слишком даже для Конана. Душа его разрывалась на части, сердце бешено колотилось, ужасные невидимые руки мертвой хваткой стиснули горло. Он понял, что ему не одолеть ужасного карлика. Сейчас. Пока. Завтра он сделает это обязательно.

Конан отпустил шею карлика. Первыми вернулись к жизни глаза Тезиаса. В них прочитал Конан не смерть свою – страстное желание Тезиаса растащить по частям душу киммерийца. Конан уже раздумывал, как подороже продать свою жизнь, как вдруг неизвестно откуда поднявшийся ветер легко подхватил гиганта и, сметая все на своем пути, понес его прочь. Конан больно ударился о каменную дверь зала. Падая, он увидел черную муху; муха бормотала что-то невнятное, от нее к двери исходили малиновые лучи.

– Где тебя носило, Пелиас? Я едва не отдал душу этому вампиру!

Муха не ответила, продолжая бормотать заклинания. Каменная дверь наконец распахнулась, и волшебный ветер вновь подхватил Конана, унося его из страшного подземелья.

– Прости меня – я не пришел к тебе на помощь, Конан, – прожужжал Пелиас, когда ветер вынес их на поверхность. – У человека свои опасности, у мухи свои: я попал в паутину.

– Тезиас отлавливал своего учителя? – деловито осведомился Конан.

Муха густо покраснела, и варвар, не выдержав, расхохотался: он впервые видел, как краснеют мухи и как краснеет Пелиас.

– Паутина обыкновенная, – буркнуло волшебное насекомое. – Мне пришлось превратить паука в аппетитное дерьмо, и только после этого мне удалось порвать паутину. Когда я выбрался, ты уже отпустил Тезиаса. Позволь мне вернуть тебя в Гарантию – здесь мы уже ничего не сможем сделать!

– Нет, Пелиас, за мной кое-какой должок, и я не уйду, пока не возвращу его по адресу! – угрюмо произнес Конан и двинулся внутрь королевского дворца. Он хорошо знал, где находятся апартаменты Тараска.

С немедийским королем он столкнулся прямо в дверях опочивальни. Конан был по-прежнему безоружен, но не сомневался, что свернуть шею Тараску будет легче, чем задушить Тезиаса.

– Я принес тебе смерть, собака! – заревел Конан, готовясь прикончить Тараска голыми руками. Но тот почему-то не испугался. Отступив вглубь комнаты, Тараск спокойно молвил:

– Ты можешь убить меня. Жизнь, которую я принужден вести сейчас, не дорога мне. Но, думаю, теперь не это главное; убить меня ты сможешь всегда, а вот проклятый карлик с каждым часом становится все сильнее!

Удивленный такой речью, Конан спросил:

– Есть ли у тебя что-то, что дало бы тебе право жить?

– Да! – Тараск достал из тайника большую книгу в сверкающем голубом переплете. Книга казалась каменной, так срослись ее страницы с переплетом.

Черная муха, вертевшаяся вокруг головы киммерийца, увидев книгу, чуть не свалилась на пол.

– Клянусь Иштар, это же великая Книга Судеб! Да ради того, чтобы забрать ее у Тезиаса, я сохранил бы жизнь самому Сету! – вопил Пелиас.

– Какую игру ведешь ты, Тараск? – словно не слыша волшебника, спросил Конан.

– Уничтожь Тезиаса! – ответил король Немедии. – Не знаю, поможет ли тебе эта книга, но знай: карлик дрожит над нею. Думаю, она для него бесценна. Чудом я выкрал ее, пока он был занят схваткой с тобой…

Тараск еще что-то хотел сказать, но муха не выдержала: обратившись человеком, Пелиас вырвал Книгу Судеб из рук опешившего короля.

– Давай ее сюда, недоумок! Не твоим лапам пачкать бесценную книгу! Не был бы ты таким негодяем – не пришлось бы тебе сейчас просить своего злейшего врага избавить тебя от карлика! Зачем пригрел его? Что, отомстить захотелось? Вот ты и отомстил – самому себе за свою глупость! – приговаривал Пелиас, терзая пронзительным взглядом ничего не понимавшего Тараска.

Король Аквилонии с интересом взирал на забавную сцену. Наконец он счел нужным представить волшебника своему венценосному врагу:

– Это Пелиас, чародей из Ханарии, что в Хорайе. Книгу Судеб карлик украл именно у него.

Услышав сие известие, Тараск перешел в наступление. Осуждающе глядя на волшебника, он сурово произнес:

– Тебе ли, чернокнижнику, осуждать меня?! Сам хорош! Карлик не раз поминал тебя добрым словом! Воистину ты многому научил своего выкормыша! Не будь тебя и твоей науки, шакал давно бы гнил где-нибудь в нищете и безвестности! А книга – что книга? Прятать нужно лучше, если не хочешь быть обворованным!

Злобно глядя на немедийца, маг уже вытянул палец, чтобы стереть в порошок дерзкого негодяя. Крепкий пинок Конана заставил Пелиаса взять себя в руки.

– Довольно драться, петухи! Оба хороши! Ладно, Пелиас, можешь ли ты показать нам, что делает Тезиас?

Два короля и волшебник обратились к зеркалу Лазбекри.

…Карлик все еще лежал на холодном полу, с трудом | оправляясь от схватки с Конаном.

– О, да ты хорошо потрепал этого шакала, – злорадно произнес Тараск.

Конан не удостоил его ответом. Тезиас поднял голову. Застывшее людское море невидящими глазами смотрело на него.

– Ты, – Тезиас обратился к крепкому парню, в котором Конан узнал Алкемида, – отдай мне твою жизненную силу!

Алкемид вскрикнул; искрящееся облако отделилось от его тела и вошло в плоть Тезиаса. От того, кто был Алкемидом, осталась лишь густая лужица омерзительной жидкости цвета гнилых яблок.

– Протоплазма, – философски констатировал Пелиас.

– Проклятие! – вырвалось у Конана. Тараск молчал.

Тезиас уже стоял на ногах, полный жизненной силы. Энергетический вампир был бодр и готов продолжать прерванную Конаном церемонию.

По мановению руки карлика в чаше зажегся ослепительный голубой огонь. Повинуясь немому приказу Тезиаса, лишенные воли люди ступали на ведущий к чаше трап, ставший последней дорогой для их тел и душ. И вот первые жертвы бросились в голубое пламя. Тезиас весело засмеялся. Жизненная сила несчастных, поднимаясь, как пар, вверх, накапливалась в огромном стеклянном шаре, неподвижно висевшем над жертвенной чашей.