Андрей Белянин - Дневник кота с лимонадным именем (Сборник)

— Ты шо? — просипел он. — Я рази своих от лунных не отличу? Я ж так, шутейно. Вижу, шо ты настоящий свободный человек, вон как стоишь — только силком от земли и оторвёшь.

Я украдкой посмотрел на свои ноги. Обычно стою, как всегда.

— Давай ищи. — Пошарив под свитером, он вытащил мятый пакет, сунул бутылку туда.

Дедок быстро перелопатил мусор, обнаружив пять посудин. Одну из тарелок, радостно заперхав, он опустил в широкий карман пальто.

— Ещё чего, в мусоре копаться!

Возле бачка стояла спортивная сумка. Я присел, осторожно расстегнул её. Что только люди ни выкидывают! Вот, например, полным-полно отличной одежды, которую ещё носить и носить. Я поворошил рубашки и штаны и вытащил на свет ещё одну склянку.

— Во! — продемонстрировал старику. И только сейчас заметил, что одно ухо у него больше другого, притом сильно оттопыривается, да ещё просвечивает.

— Багато улова! — Бомж вцепился в посудину. Бутылка была странной формы, похожая на большую гранёную пробирку с узким горлышком. Внутри плескалась ярко-оранжевая жидкость. Старик потряс бутылку, изучил на просвет. — Виски, что ль, какая заморская? — пробормотал он, задумчиво склоняя голову и касаясь оттопыренным ухом плеча. — Али сливовое китайское пойло? — Покрутил её и так и сяк, встряхнул. — Всё одно выпьем, — решил, погружая её в бездонные карманы пальто. — Больше тама ничего такого нэмае?

Покопавшись в недрах сумки, я извлек ещё два пузыря, на пол-литра и четверть. Второй — плоская выгнутая бутыль, первый — загадочной формы сосуд, помесь лампы Аладцина и водочного графина. Бомж вцепился в сосуд, также полный маслянисто переливающейся оранжевой жидкости:

— О, це вещь!

Кругом царили покой и умиротворение. Было тихо до звона в ушах, только редко-редко раздавался откуда-то из-за домов звук шагов или голос. За бачком притулился диван — продавленный, грязный, с потёртой полосатой обивкой, из дыр которой тут и там торчали опилки, поролон и пружины.

— Бутылочка… — нежно просипел бомж, опускаясь на сиденье. Диван застонал, загремели пружины, скрипнула ссохшаяся древесина. Старик прижал хрустальный бок к щеке, погладил сосуд. — Ридная моя…

Я осторожно присел рядом, опёрся о спинку, поперёк которой тянулся разрез — и так и лезли оттуда кудряшки стружек. Головокружение почти прошло, взгляд прояснялся. Пожалуй, самый подходящий момент выяснить, куда же меня занесло.

— Разопьём? — Бомж зажал бутылку между ко-ленеми, начал срывать пробку обломанными ногтями с чёрной полосой грязи под ними. Пробка была залита сургучом, запечатана.

Что-то блеснуло на солнце, резануло глаза. Сверху крикнули басом:

— Чё вы делаете, суки позорные! А ну быстро всё на место и руки вверх!

С крыши дома выглядывала круглая бритая голова, рядом виднелось дуло винтовки, солнечные лучи играли на окуляре оптического прицела. Бандит грозил нам кулаком.

— Ща спущусь, убью гадов! — гудел он, как из бочки, низким густым басом.

— Занатто! — просипел бомж и с надрывом закашлялся.

Бандит на крыше поднялся в полный рост, загораживая солнце.

— Тикаем! — хрипанул старик, подскакивая. Пихнув бутылку в карман, он приподнялся на цыпочках в своих огромных кедах, хлопнул пятками; посыпались искры, пошёл едкий синий дым, показались огоньки пламени. — Эх-мы! — Бомж ухватил меня за воротник — и нас потащило.

Носки моих кроссовок вычерчивали две кривые по песку. Гориллообразный бандит в сером костюме-тройке спускался по пожарной лестнице, прыгая через полпролета и на ходу изрытая проклятия. Приподнявшись выше, старик присел на своей обуви, будто на лыжах, пару раз оттолкнулся подошвой от воздуха. Из задников с рёвом исторглась оранжевая струя, едва не обжёгшая мне руку, искры фонтаном брызнули во все стороны. Дым повалил чёрный, ядовитый, он вонял жжёной резиной — и мы рванули с бешеной скоростью. Промелькнул внизу голый стадион, пустырь, заросший бурьяном и заваленный мусором, пронеслись маленькие, словно врытые в землю домишки, окружённые чахлыми садами, — и всё это осталось далеко позади, кругом теперь мелькали поля, овраги и кое-где, проглядывая меж кустов, затянутые ряской пруды.

Затем впереди возникли холмы и поляны, составленные из старых ненужных вещей: перед нами расстилалась городская свалка. У границы её стояло несколько серебристых мусорных баков, двое ребят в синей униформе лопатами выгребали из них мусор.

Распахнулась дверь, хлопнула форточка, по ногам пробежал сквозняк, брызнул свет, заливая комнату, выскочили из темноты трюмо, кресло, старая тумбочка с телевизором — и в комнату ввалилась подвыпившая компания.

— Давай, Марин, садись! — командовал раскрасневшийся Санёк, толкая раскрашенную девицу на диван. — Петрович, куда, потом завалишься, дуй на кухню, притащи стул!

Они вывалили на стол нарезку салями, помидоры и огурцы, пучок редиски, два клюквенных рулета, выставили бутылки — водка, вино для девушки, опять водка и снова водка, лимонад для запива. Тут же Санёк достал нож с тарелкой, Марина подсела к столу, закинув ногу на ногу — короткая юбка уехала вверх, обнажая бёдра в полный рост, — стала кромсать овощи; Петрович внёс, ударив об косяк, табурет; Сергуня тоже пристроился возле стола, переставляя бутылки и стаканы, протирая последние о футболку на животе.

Санёк врубил музыкальный центр, отворил окно, подперев раму книгой.

— На чём мы там остановились? — Он подрулил к компании и начал тыкать штопором в бутылку. — Сначала дамам!

Марина кокетливо хихикала, отводила взгляд, дрожа густыми, твёрдыми, будто пластмассовыми, ресницами.

— Но и про мужчин не забудем. — Петрович погладил обширную плешь, обрамлённую почти прозрачной нежизнеспособной уже порослью.

Сергуня взялся за водку и огромной лапой сковырнул пробку. Марина подставила рюмку, куда заструилось бурое в отсветах люстры вино; мужчины сдвинули стопки.

— Вздрогнем, — деловито бросил Петрович и тут же хряпнул.

— А тост, тост! — запротестовал Сергуня и, опрокидывая стопку, едва не проглотил её.

Марина захлопала в ладоши.

— Сила! — крикнула она и захохотала в голос.

Санёк поднялся:

— Тост, господа! Предлагаю выпить…

Зазвонил мобильник. Он мелко вибрировал, исходя переливами расхожей мелодии.

— Брось, Шурик! Отключи! — Марина положила ладонь ему на колено.

Санёк смотрел, как трубка ползёт, дрожа, к краю стола.

— Да ну, а вдруг… — Он схватил телефон. — Алё!

— Я ей и говорю… — громким шёпотом, наклонившись над тарелкой с редисом, заговорил Петрович. — А она мне…

Марина смеялась, запрокидывая голову. Санёк отошёл к окну.

— Саша, ты чего, ты когда на работе появишься? Ты чего делаешь? Пьян, что ли? Саша, да ты спятил! Третий день тебя нету, Сан Палыч уже о тебе только матом! Ты понимаешь, чего делаешь, Саш? Ты ваще думаешь головой? Придёшь завтра?