Nik Держ - Кулаком и добрым словом

— Повелитель, у меня небольшая просьба…

— Говори, — милостиво разрешил Ящер.

— Дозволь сначала мне вернуть свой меч. Это не займет много времени, — поспешно добавил он.

— Хорошо, это оружие может пригодиться в решающей битве. Только не медли! От этого зависит наша дальнейшая судьба!

Дорога к жилищу Гермионы оказалась долгой и трудной. Хоть девушка и старалась выбрать путь полегче, но парням, выросшим на равнине, приходилось туго. Они старались не обращать внимания на сбитые в кровь локти и колени, сломанные ногти и пришедшую в негодность обувку. Но они улыбались сквозь стиснутые зубы, не желая ударить перед Гермионой лицом в грязь. Девушка же легко взбиралась по скалам, порхала с камня на камень, словно у нее до сих пор были крылья. Наконец на обширном высокогорном плато, что находилось много выше грозовых навьих туч, Гермиона остановилась.

— Я живу вон там.

Вдалеке виднелся темный провал пещеры. По мере приближения к ней становилось ясно, что здесь живут отнюдь не карлики. По величине вход в пещеру мог поспорить даже с Золотыми Киевскими вратами.

— Ого! — присвистнул Кожемяка, когда они приблизились к пещере.

— Моя мать — великанша, — напомнила ему Гермиона, — да и братья ей под стать!

— Какие братья? — удивился Морозко.

— Нет, — успокоила его девушка, догадавшись с полуслова, — Гарм до сих пор на цепи, Ермунганд — в мировом океане. Это старшие. А ест еще и младшие.

— Как же ты живешь среди них, — прослезился Кожемяка, — ведь и раздавить могут по недогляду, или слопать спросонок!

— Ничего! — весело подмигнула Никите Гермиона, ей пришелся по душе этот крепкий русоволосый паренек. — Я привыкшая! Ладно, чего мы стоим? Заходите!

Вход в пещеру был занавешен огромной шкурой с густым длинным мехом. Морозко провел рукой по жесткому ворсу и присмотрелся к шкуре повнимательнее:

— Это где ж такие звери водятся? Она ж без единого шва!

— Это индрик, — пояснила девушка, — мать убила его давным-давно. Сейчас они здесь больше не водятся — ушли глубже под землю. Там им никто не трогает.

— Неужели в Тартар?

— Нет, мать говорит еще глубже. Она жалеет об этом, говорит, их мясо было вкусным.

— Эх, — горестно сглотнул слюну Кожемяка, — нам бы тоже перекусить не мешало бы!

— Я сейчас посмотрю, — засуетилась девушка, — может быть, еще что-то осталось!

Она откинула шкуру и вприпрыжку забежала в пещеру. Парни вошли следом.

— Смотри, — улыбнулся Морозко, — как девчонка для тебя старается!

— Это почему же то для меня? — спросил, краснея, Никита.

— А ты разве не замечаешь? — подначил друга Морозко. — От меня, брат, не скроешь, я ведь волхв, хоть и не доученный! Я по глазам вижу, да по кончикам ушей! То-то они у тебя краской налились!

Кожемяка не обращал на колкости Морозки внимания, Гермиона действительно пришлась ему по сердцу, и не замечать этого мог только слепой.

— А нас твоя мамаша не слопает? — нервно хихикнул Кожемяка, переводя разговор в другое русло. — Или братишки?

— Да вы не бойтесь — матери нет дома! — успокоила его девушка. — А когда придет, что-нибудь придумаем! А сейчас давайте есть, я нашла тут немножко мяса. Он ко дну котла прилип — его мать с братьями и не заметили.

На большой грубой глиняной чаше лежал огромный кусок вареного мяса, таким можно было накормить десяток богатырей.

— Ничего себе, маленький! — натужно рассмеялся Никита, представив, сколько же мяса нужно для того, чтобы насытить родню Гермионы. — Сколь же они зараз съесть могут?

— Ты, Никита, для них на один зубок! — ехидно прищурился Морозко.

— Ну а ты на другой! — вернул Кожемяка той же монетой.

— Слушай, Гермона, а она у тебя человечину ест? — не унимался Кожемяка.

— Ест, — со вздохом ответила девушка. — Но я что-нибудь придумаю. А вы ешьте, ешьте!

— Да чего-то кусок в горло не лезет! — честно признался Никита. — Как подумаю, что твоя мамаша с братьями заявится, так и все опускается!

— Да, с этим надо что-то делать! — согласился Морозко. — Если ничего не придумаем, то нам лучше будет уйти!

— А я, кажется, придумала! Слушайте, что нужно сделать…

Когда парни заглушили приступы голода, они стали с интересом разглядывать окружающую их обстановку.

— Как же ты, бедная, тут живешь? — Кожемяка с недоумением развел руками. — У нас самый распоследний селянин живет богаче!

Обстановка в пещере Ангброды была убогой: в центре, прямо на каменном полу был сложен огромный очаг, дым от которого закоптил все стены. При малейшем дуновении ветерка откуда-то сверху сыпалась сажа. Из мебели только грубый стол из неошкуренных бревен и стулья. Спала Агброда с сыновьями прямо на полу пещеры, используя вместо подстилки жижкий кустарник, выдранный с корнем.

— Да и неловко здесь, — продолжил Никита, — все такое большое!

— А меня есть здесь уютное гнездышко! — похвасталась Гермиона. — Пойдемте, покажу!

Она повела парней в дальний угол пещеры. В полутемной глубине скрывалась еще одна маленькая пещерка, занавешенная шкурой.

— Вот здесь я и живу, — с гордостью сказала девушка. — Мать меня здесь не раздавит, да и братья не пролезут.

— А тут хорошо, даже зеркало есть! — улыбнулся Кожемяка, оглядывая небольшую природную комнатку. Сквозь неровный пролом в стене в пещерку попадало немного света, так что её обстановку парни смогли разглядеть без труда: аккуратный столик, пара табуреток, даже занавески на кривобоком окошке, вот только вместо кровати большая охапка душистой соломы.

— Откуда это? — спросил Никита, указывая на небогатую мебель.

— Это я сама сделала! А это окно братья пробили по моей просьбе: иногда в пещере так воняет, — она скривила свой вздернутый носик. — А так свежий воздух и ветерок. Располагайтесь, — пригласила она парней, указав на охапку сухой травы, заменяющей кровать, — вам нужно отдохнуть!

— Эт точно! — согласился Кожемяка, падая на душистую подстилку. — Постой, а ты как же?

— А я привычная! — задорно ответила Гермиона. — Отдыхайте, а то скоро мать с братьями явится!

Морозко примостился рядом с другом. Парни заснули мгновенно.

Проснулся Морозко оттого, что земля ощутимо подрагивала.

— Землетрясение! — мелькнула спросонья шальная мысль.

Он толкнул локтем Кожемяку и вскочил на ноги.

— А? Что? — переполошился Никита.

— Тихо! — шикнул Морозко, зажимая рот Кожемяки. — Мать Гермионы вернулаксь!

Никита мгновенно затих и Морозко отпустил его.

— Чуть не задушил, паразит! — обвиняюще прошептал Никита.

— Т-с-с! — поднес палец ко рту Морозко. — Не дай бог, нас услышат раньше времени!

Он слегка отодвинул закрывающую вход шкуру — пещера Ангброды была как на ладони. Дрожь земли нарастала — к пещере приближался кто-то очень большой.