Фиона Макинтош - Кровь и память

— Приношу глубочайшие извинения, ваше величество. Ваше слово для меня закон, — произнес он, спасая остатки собственного достоинства.

— Вот именно, — сухо ответил Селимус. Гнев его пошел на убыль. — В любом случае, это какая-то пустяковина. Мне должны были доставить новые путы для моего сокола. Скорее всего это они и есть, — солгал он, пытаясь угадать, что внутри свертка. Неужели то, что он всей душой мечтал увидеть?

— Так точно, сир, — произнес начальник караула и вновь поклонился едва ли не до самой земли.

Король взял пакет и удалился, чтобы продолжить разговор с начальником королевской конюшни, как будто ничего не произошло. Глядя ему вслед, солдат облегченно вздохнул.

Селимус положил в рот очередной кусочек пирожного и улыбнулся. Впрочем, выражение его лица оставалось холодным и злобным.

— Прощай, Корелди, — прошептал он. Интересно, когда именно был отрезан палец, до или после смерти? Лучше бы до. В таком случае наемник понял бы, что это заказное убийство, и приказ исходит от него, Селимуса.

В дверь покоев постучали. Наверно, Джессом с докладом. Селимус прикрыл палец куском холста и закрыл на ларце крышку.

— Войдите! — крикнул он.

На пороге возник канцлер, как всегда, с кипой свитков в руках.

— Доброе утро, сир. Я бы просил вас, если не трудно, подписать кое-какие бумаги.

Джессом заметил, что король еле скрывает радость. Ему доложили, что в замок доставлен некий пакет, но он еще не уловил связи между тем и другим.

— Я избавился от него, Джессом.

— От кого, ваше величество? — рассеянно спросил канцлер и, положив бумаги на стол, принялся аккуратно раскладывать их перед королем.

— От Корелди, разумеется, от кого же еще. Не хотите взглянуть? — С этими словами он подтолкнул к канцлеру небольшую шкатулку.

Джессом тотчас ощутил прилив радости. Молодец, сделала свое дело! Тем не менее он постарался придать лицу невозмутимое выражение, чтобы ублажить короля, а затем изобразил удивление.

— Что здесь, ваше величество? — спросил советник, глядя на шкатулку, но не осмеливаясь взять ее в руки.

— Открой и посмотри сам.

Джессом повиновался. Он аккуратно приподнял кусок холста и на мгновение театрально замер — всего на мгновение, потому что иначе его величество соизволил бы разгневаться.

— И? — спросил король. В его голосе уже чувствовалось легкое раздражение. — Твой человек сделал свое дело.

Джессом осторожно вернул крышку на место.

— Похоже, что да.

— Ты что, не хочешь разделить со мною радость? — Селимус по-настоящему рассердился.

— Ну что вы, ваше величество, собираюсь, как же иначе. Я в восторге оттого, что вы достигли желаемого. Я для того и состою при вас, чтобы исполнять все ваши повеления.

Селимус пропустил льстивые речи мимо ушей.

— А твой человек?

— Гм, — Джессом сделал вид, будто занят бумагами. Ему не хотелось отвечать на вопрос короля. Канцлер знал эту женщину под именем Лейен и знал, что она вряд ли обрадуется, проведав, что он рассказывает о ней посторонним людям, пусть даже королю. — Вот эти бумаги — самые безотлагательные, ваше величество.

Селимус раздраженно смахнул бумаги на пол.

— Джессом, я вижу, ты не хочешь сказать мне, кто этот человек.

— Неужели, ваше величество? Ничего подобного!

— Тогда назови мне его имя.

— Сир, мы уже обсуждали раньше этот вопрос. Мне бы не хотелось втягивать вас в дела, которые могут повредить вашему доброму имени. Скажи я вам имя убийцы, и вы тут же станете частью заговора.

— Но я ведь и без того часть заговора! — Король злобно сощурил зеленоватые глаза.

Джессом знал, что с Селимусом шутки плохи, особенно, в такие минуты, как сейчас. Король капризен, властолюбив и жесток, в его характере немало таких черт, которые менее тонкий человек счел бы проявлением недалекого ума. Последнее, однако, не соответствовало истине. Джессому было прекрасно известно, что король наделен острым умом, злым языком и совершенно лишен сострадания. Редко что ускользало от его внимания, а потому как в словах, так и в поступках следовало соблюдать особенную осторожность.

— Немедленно доставить его в Стоунхарт! — распорядился Селимус, протягивая руку за третьим пирожным.

У канцлера перехватило дыхание, ибо это было как раз то, чего он меньше всего желал.

— Сир, я не уверен, что ваше требование выполнимо.

— Это почему же? — Селимус отряхнул с рубашки крошки пирожного, а сам развалился в кресле, положив одну ногу на табурет. — Будь добр, объясни мне, отчего же оно невыполнимо?

Джессом знал, что клюнуть на доверительный тон — значит, совершить непростительную ошибку.

— Дело в том, ваше величество, что с этим человеком нелегко связаться.

— В таком случае разыщи его сам. Я бы хотел встретиться с ним лично.

— Могу я знать, с какой целью, ваше величество?

— Потому, Джессом, что тот, кто выполнил мое пожелание, когда другие не смогли или не захотели, заслуживает всяческого уважения. И он может быть мне полезен. Мне бы хотелось с ним поговорить, возможно, обсудить дальнейшее… скажем так, сотрудничество.

Король был крайне осмотрителен в словах.

— Ты заплатил ему сполна?

— Последняя часть причитается по получении доказательств смерти, ваше величество, — пролепетал Джессом.

— И вот теперь оно у нас есть. Значит, этот человек должен получить причитающийся ему остаток, и когда он за ним явится, ты приведешь его ко мне. Ты меня понял?

— Я постараюсь, ваше величество.

— Нет, Джессом. Ты не постараешься. Ты это сделаешь!

В голосе его звучал металл. И хотя последние три слова были произнесены негромко и даже вкрадчиво, в них слышалась плохо скрываемая угроза.

Канцлер кивнул, а чтобы как-то развеять гнетущую атмосферу, добавил:

— Теперь, мой король, Тирск вам не страшен, вы избавились от него навсегда и можете вздохнуть спокойно.

— Об этом говорить еще рано…

— Это почему же? — Джессом наклонился, чтобы подобрать с пола бумаги.

— Потому что еще остается его сестра. Когда с ней будет покончено, тогда и можно будет сказать, что мы полностью разделались с этой семейкой. И я предлагаю сделать вот что. Вы разузнаете для меня все, что только сможете об исчезновении прекрасной Илены. Интересно, куда Корелди ее спрятал? Тогда ему удалось меня перехитрить. Я наивно поверил, что он просто захотел развлечься с ней, а потом выбросить за ненадобностью. Что ж, наверно, меня это устраивало, иначе, как так получилось, что он смог меня провести. Ничего, я ее непременно разыщу.

Джессома не удивила столь быстрая смена настроения короля. Будто зарядившись энергией из неведомого источника, он уже позабыл свои недавние угрозы. Канцлер с трудом удержался, чтобы не покачать головой, сетуя на непредсказуемость монарха. Именно этим, непредсказуемостью и непостоянством, и был опасен Селимус.