Вероника Иванова - Паутина долга

— Ты маг?

Тяну паузу, не в силах удержаться от толики злобного ликования.

— Нет.

— Тогда... что ЭТО такое?

— Звери Хаоса, полагаю, — раздаётся хрипловатый женский голос за моей спиной. — Вам, молодым, они в диковинку, а я ещё помню рассказы своей бабки о времени, когда их можно было видеть так же часто, как Заклинателей.

Вьер подходит ко мне, поправляя складки платка, чтобы пух не лез в рот и не мешал разговаривать.

— Собираетесь обезглавить Подворья? Похвальное стремление, юноша. Помнится, в вашем возрасте и я мечтала о чём-то подобном... А теперь могу вдоволь насмотреться на исполнение грёз. И даже не слишком поздно, не правда ли? Но знаете, юноша, тогда, много лет назад, всё казалось простым и понятным, а теперь давняя мечта почему-то уже не кажется способной что-то изменить.

Мне о многом следовало бы расспросить тучную старую женщину, променявшую покой кресла у растопленного камина на прогулку по безлюдному кварталу. Наверное. Может быть. Но я задаю самый глупый из возможных вопросов:

— Кайрен проговорился?

— Почему проговорился? — Улыбается вьер. — Рассказал. Примчался и огорошил старуху... Почему вы сразу не признались во всём, юноша? Надеялись управиться сами?

— И сейчас надеюсь.

Женщина окинула взглядом площадь.

— Что ж, вам удалось взять их за горло. И одного мгновения хватит, чтобы свернуть разом три шеи. Но скажите, вам это нужно?

Я понимаю, о чём вы говорите, hevary. Очень хорошо понимаю. Но не знаю, как избежать неизбежного. Может быть, вы предложите выход? Подскажете?

И светлые мудрые глаза согласно моргают: подскажу, только имей смелость внять истине.

— Вот убьёте вы этих бедолаг и оставите Подворья без хозяев. Спору нет, быстрёхонько найдутся новые, но они, следуя обычаям, должны будут отомстить за гибель своих предшественников. Положим, и с ними вы справитесь. Но будут приходить всё новые и новые убийцы... Хватит ли у вас сил на всех?

— Сил? Хватит.

— А души? Каждая смерть — тяжёлый груз.

— Моя душа вынесет, сколько потребуется.

— Ой ли? Уже сейчас она стонет и жалуется.

Ехидно ухмыляюсь:

— Вам откуда знать? Неужели так громко стонет?

Вьер кивает:

— Ещё как. Да и не нужно слышать, чтобы понять... Вы могли прикончить своих обидчиков ещё в проулке или в тот миг, как они ступили на площадь, но не сделали этого. Вы попробовали решить дело миром.

Вздыхаю:

— Что мне совершенно не удалось.

— И не могло удаться.

— Вот как? Почему же?

— Потому что в переговорах всегда нужна третья сторона. Посредник, пекущийся о благе всех переговорщиков.

— Назначите себя на его роль?

Светлые глаза ласково щурятся:

— А и назначу! И как посредник, хочу обратиться к вам троим, голуби мои. Слушайте и решайте, только быстро: кости у меня уже не те, что в молодости, и на морозе быстро застывают... Чем вам не угодил этот юноша, мне не интересно. Зато я уверена: никаких законов он не нарушал, как бы вам ни хотелось думать обратное. А потому есть у меня предложение... Здесь, на этом месте вы отменяете вынесенный приговор и забываете о вражде. Вас, юноша, это тоже касается! Прощаемся и расходимся, куда кому заблагорассудится. Как вам такой исход?

Вехан катнул по скулам желваки:

— Если отказываемся, умираем, это вы хотите сказать?

Вьер разочарованно покачала головой:

— Такой умный с виду, а в голове пусто... Вы не умрёте. Вас арестуют и препроводят в покойную управу. Конечно, очень долго вы там не пробудете, но позор не смоете до конца жизни. Вот теперь выбирайте! С чистой совестью.

Ай да бабуля! Нашла, чем надавить на «пастухов». В самом деле, Подворья не жалуют тех, кто попадается в руки властей хоть на несколько часов, и троица рискует самым дорогим, что есть у высокопоставленных персон — честью, утрата которой означает конец всего.

Чернявый угрюмо посмотрел на блондинку. Та куснула губу.

— Поторопитесь с решением! — напомнила вьер.

— Мы... согласны, — выдохнула Миллин.

— Тогда извольте всё сделать, как должно.

— Разумеется. Только... пусть он отзовёт своих зверей.

— Они не мои. Они живут своим умом и действуют по своей воле. Я могу лишь попросить.

— Так проси!

Блондинка старалась казаться смелой и гордой, но в каждой чёрточке круглого личика поселился страх. И сие постыдное для наделённого могуществом чувство долго ещё будет оставаться гостем души каждого из троих, но кто в том виноват? Зёрна Хаоса мы проращиваем сами. И только мы сами способны стереть их в муку.

— Пойдём домой?

Предлагаю шёпотом, одними губами. Песчаные змеи вздрагивают, шелковистыми лентами стекают со своих жертв, сливаются в одну большую, взмывают в воздух надо мной и... Осыпаются, припорашивая снег. Превращаются в безвольные лужицы, оставляя на моей ладони горсточку песка, слипающуюся комком, когда я сжимаю пальцы. Ту же самую горсточку, что подарил мне Хис, но теперь часть крупинок стала тёмной. От крови расцарапанного горла, по которому выбиралась наружу.

Блондинка вздёрнула подбородок, то ли желая казаться гордой, то ли опасаясь смотреть под ноги, туда, где только что шелестели чешуйками гибкие тела песчаных змей.

— Я, избранная Первым голосом, объявляю волю Круга. Трижды карающая длань приступала к исполнению приговора и трижды терпела поражение там, где и единожды оступиться — бесчестие. Победа в одном поединке — случайность. Победа в двух поединках — мастерство. Победа в трёх поединках — судьба. Против воли рока не смеют идти даже боги, а потому смертным остаётся лишь склониться перед свершившимся и неодолимым... Обязательства приняты, исполнены и похоронены в памяти. Не отнятые жизни да останутся таковыми! Миллин ад-до Эрейя, Старшина стригалей, сказала.

Рыжий, потирая исцарапанное горло, отозвался глухим эхом:

— Слат ад-до Рин, Старшина забойщиков, согласился.

Чернявый дёрнул уголками рта, скривился, но завершил ритуал:

— Вехан ад-до Могон, Старшина погонщиков, подтвердил.

Набухший бутон наступившей тишины распустился бесстрастным вопросом вьера:

— А что скажет Последний голос?

О чём это она? Ума не приложу. Впрочем, судя по язычку, нервно облизавшему пересохшие губы, блондинка вполне сведуща в затронутой теме.

— Без Последнего решение Круга не имеет силы, — продолжила невинно изумляться представительница покойной управы. — Или я что-то путаю?

— Последний голос не был избран, — осторожно заметила Миллин.

— И приговор выносили без него? — Седая голова, укутанная платком, укоризненно покачивается. — Ах, дети, дети... Смотритель вас по голове не погладит, уж это вы должны понимать!

Блондинка стрельнула глазами в сторону Вехана, тот заметно смутился. Рыжий Слат сделал вид, что вовсе не принимает участия в происходящем, и весьма естественным образом: занялся приведением в порядок усыпанной песком одежды.