Марина Дяченко - У зла нет власти

Передовые отряды уже выстроились, ряд за рядом, готовые к бою, а задние все подтягивались. Саранча растекалась по земле Королевства, как нефтяное пятно по поверхности моря. Вот она захлестнула лесок… Заметались верхушки падающих деревьев, задымили костры… Через час на месте леска будет дровяной склад, а через три часа — пепелище.

Лагерь всё время пребывал в движении. У него наметился центр, вроде как глаз тайфуна. Спустившись так низко, что по мне начали стрелять, я разглядела тёмно-красного многонога, в полтора раза больше прочих, с чем-то вроде открытого цветка на спине. В этом сложном седле помещался человек без шеи, с блестящей, будто намасленной головой. В руках у него был молот, подозрительно похожий на знак власти. Может, это был сам Саран? Или кто-то из его военачальников?

Саранча не спешила. Вместо замка, подлежащего осаде, перед ней оказался целый скальный массив, и перевалы казались неприступными. Рога выли, не переставая, в этих завываниях прослеживался явный зловещий смысл; войска перетекали, как разводы бензина на воде, моментально и слаженно, явно повинуясь команде.

Нет, с Саранчой нельзя договориться. Как таракан, удирая под раковину, не может договориться с хозяином кухни; мы для этих кочевников — тараканы…

Тучи опустились так низко, что на безопасной высоте я не могла разглядеть ничего внизу, а оказавшись под тучами, тут же подставляла себя под град стрел. Измотавшись и замёрзнув, я повернула прочь от скал, к морю, к замку Оберона. Маленькая тёплая надежда жила у меня в животе. Крохотная, совсем слабенькая. Последняя.

Саранча растекалась, подминая под себя все и всех.

Я видела под собой леса и кустарники, которые скоро станут голой землёй. Видела деревушки, о которых не будет и памяти. Саранчи слишком много, она — как единое чудовище, как стихийное бедствие, которому нельзя противостоять. На что надеется Максимилиан? На мертвецов?!

Никто, кроме меня, не знает, что он боится мёртвых куда больше, чем любой его подданный. Хоть и не показывает виду. Мы все — и я в том числе — так часто называли его некромантом… Иногда не задумываясь, что говорим.

Силы мои таяли. Волей-неволей пришлось спуститься и продолжать путь пешком. Швея путалась, задевая полы плаща. В кармане лежали два сложенных листка и треугольная монетка на цепочке. Вся моя добыча.

Очень хотелось есть и пить. И спать; я валилась с ног. Начался дождь, и плащ мой, рубашка и брюки скоро промокли. Просто переставляй ноги, говорила я себе. Там, в замке, люди. Это друзья. Кто же ещё?

На стене замка Оберона горели огни. Я ускорила шаг, забыв об усталости. Дождь лил сплошной пеленой, в двух шагах ничего нельзя было разобрать.

— Кто идёт?!

Знакомый голос. Очень знакомый.

— Уйма, это я! Лена!

Мой друг вышел ко мне навстречу с факелом в руке:

— Лена! Ну наконец-то! А Гарольд врал, что ты к некроманту перекинулась!

Он был ранен — рука на перевязи — но весел и зол, как всегда.

В караульной башне горел огонь. Я промокла до нитки, и первым моим движением было — согреться.

Люди, сидящие у костра, обернулись мне навстречу. Я увидела здесь полдесятка королевских стражников и старого канцлера, похожего на крючконосую тень. Разинув рот от удивления, я увидела принца Александра в боевом облачении, принцессу Эльвиру в чёрном плаще поверх шёлкового платья, принцессу Филумену, водящую бруском по лезвию топора. Я увидела Гарольда — он сидел, держа на коленях обломки своего посоха, и единственный даже не повернул головы, когда я вошла.

— Закройте ворота, — я облизнула губы. — Поднимите мост. Саранча скоро будет здесь.

Уйма посмотрел на Гарольда. Гарольд равнодушно кивнул стражникам; через минуту снаружи послышался скрип блоков. Загремели цепи, лязгнул металл. Ворота замка, на моей памяти не закрывавшиеся никогда, сомкнули створки.

— Ты их видела? — спросил Александр. Глаза у него лихорадочно блестели.

— Да. Они штурмуют замок некроманта.

— Устоит? — проскрипел канцлер.

Я заколебалась.

— Не знаю.

Вернулись стражники, на ходу сбрасывая мокрые капюшоны. Снаружи лил дождь, вода грохотала, скатываясь в водосточные канавы. Филумена точила топор. Моя первая радость улеглась; Гарольд молчал и не смотрел на меня.

Ища поддержки, я поглядела на Уйму. Тот истолковал мой взгляд по-своему:

— Не привёл я их. Угробы сговорились с Шакалами, чтобы по-прежнему жить. Ну и наши тоже… Признаем, мол, тебя снова племенным вождём, только веди нас за свежим мясом. Ну и проклял я их, листогрызов, чтобы у них зубы повыпали, чтобы траву до смерти жрали.

— А Турма Двахребта?

— Съели его, — Уйма погладил свою забинтованную руку. — Как он к печени моей потянулся, чтобы, значит, отведать… Я ему руки-то укоротил. А наши — они как дети. Как увидели, что он упал, — ну и вот.

Я нервно сглотнула. Уйма безмятежно скалил белые зубы; по его круглым, как плошки, глазам никак нельзя было понять, что творится у людоеда в душе.

— Вернулись мы, значит, с женой, видим, замок пустой… Отыскали Гарольда, а там и ребята подтянулись. Их высочества пришли, — Уйма походя отвесил поклон Эльвире. — Плохие тут дела, Лена.

Канцлер тоскливо вздохнул. Филумена бесстрастно отложила наточенный топор и взяла Уймин тесак, изрядно выщербленный, с засохшими тёмными пятнами.

— Что это у тебя, маг дороги? — громко и холодно спросила Эльвира. Я проследила за её взглядом: принцесса смотрела на железный череп, приколотый к моим штанам.

— А, это, — я поспешно сняла железку.

Уйма склонил голову к плечу: его улыбка таяла.

— Лена? Что же, верно сказал старший маг и ты с некромантом спуталась?

Они смотрели на меня — десять пар глаз. Только Гарольд по-прежнему глядел мимо. Железный череп, выданный Максимилианом, жёг ладонь — но моё смущение очень быстро сменилось злостью.

Только что я готова была мямлить, оправдываться, объяснять, как оно было на самом деле. Теперь, в одну минуту, мне очень ясно представилось, как жил все эти годы Максимилиан. Отчуждение, ухмылки, гримасы, брезгливое понимание в голосе: а-а, он же некромант…

— Я ни с кем не «спуталась», Уйма. — Левая моя рука сжалась на посохе, правая стиснула рукоятку Швеи. — У меня есть друг. Который в большой беде. Вам не нравится, что он некромант?!

Стражники переглянулись. Филумена отложила тесак. У Эльвиры вытянулось красивое лицо; Александр глядел исподлобья. Канцлер безнадёжно качал головой. Уйма нахмурился. Гарольд даже не обернулся.

— Мне тоже не нравится, — сказала я сквозь зубы. — Но он помнит Оберона. А вы, такие благородные, — нет.

Показалось мне или нет — но Гарольд чуть вздрогнул. Как будто ему очень хотелось взглянуть на меня, но он подавил это желание.