Ольга Силаева - Драконье лето

— Зачем же вы рассказали мне… это? — Я с усилием вытолкнул слова. — Вы уверены, что он не хотел бы скрыть свое… свое происхождение?

— Не хотел. У нас в чести откровенность, и Анри гордится собой — он бы пришел в ужас, если бы ему предложили скрыть подобное от своих. Происхождение не может быть порочным; только деяния. Вы не согласитесь?

Эйлин смотрела прямо на меня, и на минуту мне пришла в голову невозможная мысль, что она знает о Херре.

Каменные драконы равнодушно слушали наше молчание. Колокола пробили, де Верг — сын дракона, ничего не отменить, но есть что-то еще. Эйлин не будет делиться со мной такими сведениями просто так. Что она хочет сказать? Что?

Анри маг. Она думает, что я — маг.

Вот и ответ.

— Анри — сын дракона и волшебник, — проговорил я вслух. — Вы думаете, что эти два явления связаны? И именно поэтому рассказываете мне то, что не рассказали бы никому другому?

— Талантливейший волшебник, — подчеркнула она. — И ваши возможности превосходят его.

— А ваши?

Она покачала головой.

— Я даже не знаю, кто приходится мне прадедом. Дален, Аркади, я — мы основали орден на песке, не задумываясь, откуда у нас огонь. До этого ли было? Когда Дален выбирался из подвалов Вельера, мне, честно говоря, было все равно, чей он сын, внук, правнук. Мы выживали.

— А теперь, отдышавшись, ищете себя?

— Вода поднимается, Квентин, — негромко сказала она. — Каждый выплеск дикого огня стоит нам пары деревень. Если начнется вторая война, мы погибнем.

Я начал понимать.

— Вы не уверены, что здесь есть связь, — произнес я. — Но какой козырь! Драконы, для которых род священен, отступятся от Галавера и никогда и ни за что не поднимут руку на свою кровь.

— Или сотрут нас в порошок, дабы неповадно было. Анри, впрочем, думает, как вы, — Эйлин устало провела рукой по лицу. — Он помешан на этой идее, не спал с тех пор, как они с Мареком приехали из Херры. Скажу честно: я не верю в это. Лучше договориться с драконами, используя дипломатию. Но если у нас не останется выхода…

— Вы так откровенны со мной…

— Потому что я хочу откровенности. Квентин, это важно. Кем были ваши родители?

Я не предполагал, что мне будет так трудно соврать, глядя ей в глаза. Право, если бы я был тем, кем она меня видела, я рассказал бы ей все, не думая.

Но я дракон, и она собирается нас обмануть.

— Они не умели летать, если вы об этом, — резко ответил я. — Почему вы мне доверяете? Во время войны многие маги были на стороне драконов. Что, если я один из них?

По взгляду Эйлин я понял, что сморозил глупость.

— Теперь я понимаю, что вы действительно жили в уединении, — медленно сказала она. — После войны на стороне драконов не осталось ни одного чародея. Ни одного.

— Почему? Всех перебили?

Она покачала головой.

— Хватит с вас плохих новостей на сегодня.

— Но вы рассказываете мне все и сразу…

— А у меня есть выбор? — Эйлин встала. — Хорошо жить магом в одинокой башне. Уединенно, таинственно, романтично. А вот учить… учиться, пробовать, до искр из глаз, до сонной одури, каждый день — и притом держать марку, и, по сути, править… Это трудно. Впрочем, я лукавлю. Это легко — усилий нужно прилагать меньше, чем мне думалось. Труднее с монотонностью. Впрочем, когда на глазах растут ученики… Но я не об этом. Мы будем видеть друг друга по десять часов каждый день. Вы думаете, я захочу видеть в вас бездушный автомат? Вы должны и будете знать все. И о наших планах, и о будущей войне.

— И о своем возможном происхождении… — пробормотал я, глядя на нее снизу вверх. — Могу ли я побывать в архиве? Мне хотелось бы убедиться собственными глазами.

— Те записи слишком интимны, — она покачала головой. — Мне самой не так приятно было их читать. Кроме того, это вторая причина, почему я откровенна с вами: на архивы наложен жесткий запрет. Еще в начале нашего пребывания в Галавере туда проник бывший владелец замка, и дело кончилось большой бедой. Кого пускать и какие свитки выдавать на руки, теперь решает архивист, и только он.

— Но разве вы…

— Довольно об этом. — Ее голос звучал по-прежнему мягко, но выражение лица сказало мне лучше всяких слов: разговор закончен. — Как мне сказали, вы знаете основы, и блестяще. Теперь нам нужно освоить технику. Готовы? Правило только одно: магия такова, какой вы ее представите.

Мы занимались до третьих звезд, когда вечерний город уже плыл у меня перед глазами. Я вернулся в башню разбитый и прислонился к двери, засыпая на ходу.

Новое билось в виски злым колоколом. Высокая вода! Даже если все жители Галавера выйдут рыть каналы и строить плотины, ничего не изменится. Неужели Эйлин всерьез думает, что десяток магов остановит волны?

Знал ли об этом Эрик? И, если знал, верил ли в Драконлор, как в новую надежду?

Я сделал шаг, и сверху с лязгом обрушилось ведро воды. Деревянное донце больно стукнуло по кисти и отлетело в сторону. Невидимая рука щедро плеснула на пол, не обойдя и меня: одежда вмиг прилипла к телу.

Пепел и ведро!

Я медленно вытер щеки. В ушах холодно тек голос Эйлин: «Откройте ладони. Дышите через нос и смотрите только перед собой. Сосредоточьтесь».

Легко сказать! Шатаясь, я подошел к ведру и начал снимать рубашку. Повыжимай Эйлин свои вещи еле держась на ногах — быстро переменила бы мнение о бывшем ученике.

Только когда я опустил голову на подушку, я сообразил, что головная боль от перенапряжения ушла. И трюк с ведром вполне могла организовать Эйлин — если только де Верг не переиначил его по-своему.

Впрочем, кто их знает?

«Мы справимся», — сказала Эйлин, прощаясь со мной в пустом зале. «Наверное».

Я поднялась, опираясь на холодную ограду. К рукаву пристали розовые лепестки; я раздраженно их стряхнула.

Марек стоял рядом, непринужденно закинув ног за ногу. Площадь пустела на глазах: горожане подозрительно быстро расходились по своим делам.

— Эйлин как-то переборщила с фейерверками на День ордена, — пояснил Марек. — Случайно, конечно. Но народ все помнит!

— А тебя они не боятся? — Я подняла брови. — Уж кого-кого…

— Что ты, я безобиднейшее существо, — отмахнулся он. — Вот ты, я слышал, мастер фехтования.

— От кого слышал? — настороженно покосилась я.

— Лин, Лин, — Марек покачал головой. — Каждый неосознанно ждет похвалы. Подойди с этой фразой к любому юноше, с чьего бока свисает рапира, и он сразу приосанится.

Пепел! Я покраснела. Ну, погоди, Марек! Я тебя сейчас разоблачу.

— Но ты не будешь льстить мне просто так. — Я подняла палец. — Значит, одно из двух: или ты ждешь, что я пойду вешаться, и хочешь вытянуть меня за уши из этого болота, или сам фехтуешь почище меня.

— Или и то, и другое, — Марек небрежным движением поправил плащ. Слева на поясе висели две деревянные рапиры. Заранее прихватил, понятно. А если бы ворота открылись? Сжег бы на радостях?