Ольга Силаева - Драконье лето

Я умолкла. Квентин все сильнее бледнел; пальцы выстукивали неровный ритм. Наконец он поднял с пола обрывок листа и странным гортанным голосом произнес несколько слов. С ладони слетела огненная нить и коричневой вязью заструилась по бумаге.

Когда огонь дошел до края, Квентин убрал руку, уперся ладонями в старинный том и несколько минут вглядывался в страницы. Тщательно примерился, вытянул вперед кисть, расправив пальцы — и обрывок разлетелся на клочки.

— Время, — прошептал он. — Мне нужно время. Лин, найди мне чистый лист. Лучше два.

— На одном спать, другим укрываться? — Я соскочила с урны. — Сейчас.

— Я перепишу текст, и мы уйдем, — спокойно сказал Квентин, но на последнем слове его голос дрогнул. — Мы нашли все, что нужно. Даже больше.

Не поблагодарив, он взял листы и разложил их на столе перед книгой. Снова вытянутая ладонь, и снова нить струится по бумаге, сшивая слова, но быстро, торопливо, неправильно.

Я следила за ним, наклонив голову. Нет, правильно… только мелкий, аккуратный почерк на пожелтевшей странице расплывается у Квентина на листке, и символы смотрятся по-другому: растерянно, криво, выпукло. Что-то не так… что?

Ну же, Лин! Ты не маленькая девочка, которой забыли сказать спасибо. Ты мастер, и, если Марек прав, в Галавере вам двоим нет равных. Холодная голова, весы в сухих ладонях и цепкий взгляд — так, кажется, он говорил? Так думай и делай выводы!

— Огненная вязь сохраняет почерк владельца, — тоном прилежной ученицы заметила я. — А у тебя в комнате вот такая стопка листов, и на всех «у» косит под «ц», как в этом томе — но не в твоем листке. Ты сознательно меняешь манеру письма?

Его рука дернулась. Огненная нить выписала петлю.

— Посмотри на вензель в углу страницы. Драконы не сокращают своих имен. Здесь «с» читается как «к», «е» в конце не произносится вовсе. Прочитаешь?

— Я не читаю на изначальном, но если попробовать… Кор?

— Именно. А если прибавить частицу-водопад, без которой не живут маги… Лин, мне кажется, это писал Корлин.

— Тот самый… — прошептала я, придвигаясь к заветному тому. — Здесь еще есть его книги? Дневники?

— Нет… не знаю. Не это важно. Линка, ты что, не понимаешь? Все сходится! Заклинание, которого не знает даже Эйлин, нашлось в неразобранной библиотеке замка Кор — десять к одному, что Корлин выучил его там! И оставил на видном месте… тому, кто придет следом. Он оставил послание мне!

— Похоже на то, — осторожно согласилась я. — Или любому другому. Хотя я предпочла бы, чтобы он взял лист бумаги.

Квентин лихорадочно провел рукой по волосам. Раздалось легкое шипение.

— Корлин — маг из рода Кор! Почерк, подпись, наш архив… один из нас, он знал, что будет война, и оставил книгу семье, чтобы мы возродили знание после его гибели! Пепел, да Корлин был б ольшим драконом, чем кто бы то ни было! Он потратил жизнь, чтобы мы вернули свое, а я, мальчишка…

Я открыла рот, но Квентин вернул руку на страницу и продолжал заполнять листы. Теперь уже — своим почерком.

— Я понимаю Далена все лучше, — тихо сказал он, ставя последнюю печать. — Если маги разделятся встанут на баррикады, такое начнется…

— Хитро получается, — невпопад отозвалась я. И странно. Почему одни маги встают под знамена ордена, а другие остаются с драконами?

— Для этого нужно понять, с чего все началось, — Квентин отложил в сторону первый лист и взялся за второй. — И, сдается мне, ответ будет очень грустным.

— Почему?

Ладонь скользнула над бумагой, как раздумчивая туча. В темных глазах ветвились отблески далеких молний.

— Потому что каждый дракон сотрясает мир, — непривычно низким голосом ответил Квентин. Словно раскат грома, долетевший из-за реки. — Первый увел за собой людей. Второй сложил крылья и обнял обычную девушку, став праотцем магов.

— Или Вторая.

— Очень может быть. Кто-то третий закрутит колесо в другую сторону. Тысячи жизней стоят за Вельером и теми, развязавшими войну; даже Эрик, потеряв крыло, стал лицом города. Нам слишком долго поклонялись, от нас — все еще — зависит многое. Это сила. Искушение, кружащее голову. Представляешь, каково магам, занявшим наше место? И каково было Корлину отказываться от пути Далена и де Верга? По сути, от абсолютной власти?

— Ну, Дален не так уж плох. Кому-то нужно этим заниматься.

— Я говорю не об этом, Лин. Если я полечу, заливая города пламенем, через год весь юг уйдет под воду. Мир хрупок, а мы тащим его в разные стороны. Чтобы вернуть род Рист в Галавер, а Кор — в Херру, придется утопить оба города. Если бы я знал об этом раньше…

Я моргнула.

— Квентин… ты не умеешь летать.

— Сейчас к этому рубежу подходят маги, — продолжал он. — Раньше, до Первого, драконье братство нас сдерживало. Позже некоторые распоясались, но их хранило собственное невежество: некому было встать на их пути. Но теперь появились волшебники, которые несут драконью кровь и не связаны ничем, кроме здравого смысла — а с другой стороны, не связаны и милосердием, не обязаны понимать каждого. Ни Риста, ни Вельера, ни меня.

— И что вы будете делать? — Я оперлась на стол. Вязаный коврик уходил из-под ног. Эй, это же Квентин, вы вместе шли в Галавер. сидели у костра, держались за руки на звездной траве…

Да-да. И почерк у него интересный. Вот штука: ни один волшебник не скажет про себя, что полетит, заливая города пламенем. А вот дракон — запросто.

— Договариваться. Как герои мифов, — Квентин устало улыбнулся, склоняясь над чистой страницей. — Ты уже все поняла, верно?

— Что это твое «мы» — не обычная похвальба, я начала подозревать уже за ужином, — севшим голосом произнесла я. — Но ты… Квентин, скажи мне, что ты шутишь.

Строчка за строчкой молча ложились на бумагу. Разорванные рукава трепетали, как крылья. Я содрогнулась. Что произошло там, в коридоре?

— К сожалению, у нас совсем не осталось времени, — почти через минуту ответил он. — Есть еще одно, в чем мне неприятно признаваться…

Шум в коридоре прервал его слова.

— Внешняя дверь, — тихо сказала я. — Не уйти.

Квентин перевел взгляд с дописанной страницы на меня. Задрал голову, присматриваясь к чему-то.

— Когда становишься собой, пусть не до конца, все чувства обостряются, — негромко сказал он. — Я знал, что сюда идут. Собственно, поэтому… — он развел руками, словно извиняясь. — Марек прав, искренность — страшная сила. Я не хотел, чтобы ты узнала от кого-то другого.

Он замер, прислушиваясь.

— Кажется, все.

Одним быстрым движением он свернул листы в трубку и подхватил тяжелый том. Книга отправилась на полку корешком вперед; я моргнула и уже ее не увидела. Другой рукой Квентин торопливо скомкал листы и — куда только делась его сдержанность! — запихнул их мне за ворот блузки.