Ольга Силаева - Драконье лето

Я была на крыше замка лишь дважды. Один раз, когда по просьбе-приказу Марека искала золотую булавку — и нашла, проведя пять часов на раскаленной черепице. И второй раз, когда Квентин, ошалевший от бесконечных занятий, нагрузил корзинку снедью, решительно схватил меня за локоть и потащил любоваться звездами. Наверное, в ту ночь я окончательно поняла, что его тепло кружит мне голову.

«У меня никогда не было друзей. Но если бы были… я не представляю, чтобы они были лучше, чем ты».

Квентин…

Я не заметила, как задремала. И проснулась от крика Марека:

— …В воздухе! Ты соображаешь, что делаешь?

— Что?

— Ничего, — он встряхнул меня за плечи. — Не спи, замерзнешь. И свалишься, что куда ощутимее.

Я кивнула и выпрямилась. Ветер с новой силой ударил в лицо.

Статуи на крыше замка… Что, если я ошиблась? И Квентин ошибся? Вдруг книга в другом замке? Сколько их выстроено вдоль побережья, у реки, в скалах, в долинах? Почему Галавер?

Да потому, что Корлин — волшебник, шепнул внутренний голос. Он должен был вернуться домой.

Но школы магов еще не было…

Думаешь, он не знал, что она там будет? Он встречал Далена; он знал прошлое. Чародей такого дарования видит будущее, не может не видеть.

Видит будущее, знает прошлое… Чародей из рода Кор…

Под сердцем кольнуло. Я почувствовала тошноту. Что-то не так… что? Кто?

— Галавер, — сказал над ухом Марек. — Приготовься.

— К чему?

Рядом просвистела струя пламени.

— Вот к этому! Думаешь, в военное время драконы часто летают над городом?

— Мы же не долетим! — закричала я. — Мы разобьемся!

Марек стиснул мои плечи.

— Они знают, что я вернусь. Помнят, что Квентин учился здесь. Подожди.

Квентин снижался, выписывая замысловатые кривые. Внизу показался город, огни замка, знакомые парк и река… как хочется туда! Чтобы завтра был всего лишь еще один день занятий, Марек улыбался и подтрунивал, Квентин сидел над записями у себя в комнате, а драконы затихли в своем вересковом убежище.

— Держись, — шепнул Марек. — Мы возвращаемся.

Когти проскрежетали по черепице. Люк был откинут, и на ровную площадку вокруг статуй высыпали люди. Я узнала Эйлин в темно-синей мантии, знакомого боевого мага, студентов, что жили на том же этаже, что и Квентин… Далена не было.

Я спрыгнула на нагретый камень. Марек приземлился следом.

— Если бы ремни натирали чешую, я бы с ума сошел, — с чувством произнес Квентин, пиная кожаную упряжь. — Эйлин, добрый вечер.

— Я подожду, пока вы оденетесь, — сухо произнесла она. — Вы добыли книгу?

— А, — Марек скрестил руки на груди, улыбаясь. — Хороший вопрос.

— Я хотел бы знать, кто устроил нам теплый прием, — Квентин выступил вперед. Шелковая мантия, теперь изрядно помятая, мела пыльную черепицу.

— Его накажут, — холодно ответила Эйлин. С чем вы пришли?

— Драконлор, — Квентин переводил взгляд с нее на Марека. — Если я не отдам его вам, к рассвету Вельера убьют.

— К рассвету убьют всех, — хмыкнул какой-то маг.

Эйлин подняла руку.

— Еще одно слово… Марек, тебе лучше сойти вниз или передвинуться кому-нибудь за спину. Лин, с кем ты — в этот раз?..

— С Квентином, — проглотив насмешку, ответила я. — Всегда. А вы?

— А я вот с магами, — серьезно ответила Эйлин. — Так сложилось. Все, церемонии окончены. Говорите.

— Плита между статуями, — Марек опустился на корточки рядом с ближайшим каменным драконом. — Книга под ней.

Эйлин подняла брови.

— Интересно… А указания на то, что это так, у вас с собой?

— Я видел, — лаконично ответил Марек.

— Подождите, — Квентин потер виски. — Что еще случится на рассвете?

Ни один из магов не открыл рта. Эйлин посмотрела на Марека. Тот пожал плечами.

— Дирижабли летят к морю, — устало бросила Эйлин. — Бой будет утром, и не говорите, что вы не догадывались.

— Мне нужна книга, — Квентин бросился к плите. — Немедленно.

Лезвие чиркнуло по камню, высекая искры. Только бы он палец себе не отхватил…

Ничего. Плита оставалась холодной и темной.

— Вы уверены, что нужна ваша кровь? — поинтересовалась Эйлин.

— А чья же?

— Самого Корлина, к примеру. Далена. Эрика Риста. Вы не думали, что замок подчиняется хозяину?

— Подозревал, — пробормотал Квентин сквозь зубы. — Нет… только не это. Лин, подойди сюда.

— Зачем? Я нужна?

— Подойди, — произнес он новым, незнакомым тоном.

Лезвие кольнуло палец так быстро, что я даже не успела испугаться. А в следующую секунду две половинки плиты ушли вниз.

В нише лежала книга.

У меня закружилась голова.

— Если ты послание, ты и ключ, — тихо объяснил Квентин, держа меня за руку. — Помнишь, я говорил тебе тогда, в парке? Только не пугайся. Не бойся. Уже все.

— Но если Корлин воспользовался моей кровью, чтобы спрятать книгу… как?! Ведь я еще не родилась!

Квентин повернулся к Эйлин.

— Мне нужна склянка или чистый кусок стекла. Немедленно.

Эйлин вытянула руку. Кто-то из магов протянул ей крошечный флакон. Квентин резко, почти грубо выхватил у нее пузырек и приложил к свежей ранке, надавив на мой палец. Туда упала капля крови, потом еще одна.

Голова кружилась, как в детстве на самодельной карусели. Драконлор, мы нашли Драконлор…

Волшебница хмурилась все сильнее.

— Откройте книгу, Квентин, — наконец сказала она.

— Подождите… пожалуйста. Еще минуту, — Квентин закрыл глаза. — Я не могу.

— Тогда, если вы позволите мне… — Марек отвесил шутовской поклон.

— Не смей, — очень тихо сказала Эйлин.

Я подняла взгляд. Пьяное забытье пропадало, таяло в бледных, напряженных лицах. О чем они думают? Я знала, что могу догадаться, если захочу, но в голове стояла глухая стена, словно в мой первый день в Галавере. В день, когда я узнала, что никогда не стану волшебницей…

В полной тишине Квентин извлек книгу из ниши. Открыл первую страницу. Между пухлой кожаной обложкой и пожелтевшими листами лежало письмо, сложенное вдвое.

Медленно, очень медленно Квентин развернул тонкий лист. Шевельнул побелевшими губами. Посмотрел на Эйлин и кивнул.

Волшебница закрыла глаза. Кажется, в ужасе.

Тем же холодным незнакомым голосом Квентин прочитал вслух:

«Квентин!

Не открывай эту книгу. Я знаю, как тебе хочется это сделать. Знаю куда лучше, чем ты думаешь, потому что я — это ты.

Этот путь не пройти одному. Но тебе придется проходить его в одиночку. Сухие красные глаза, усталость, тоска, невозможность свернуть. Ты возненавидишь эту книгу. Но…»

Его голос оборвался.

Страшно заломило виски.

— Это письмо станет реликвией, — проговорил кто-то.

— Воспоминания могут закружить голову, — сказал Квентин, поднимая взгляд. — Я помню, Эйлин.

Я мучительно хотела потерять сознание. Старалась — и не могла.