Морис Делез - Конан и Гнев Сета

— Мне жалко смотреть, как он дышит! Словно выброшенная на берег рыба!— ответил Конан, укоризненно глядя на друга, словно тот был виноват в несчастьях Дрю.— Да люблю я его,— неожиданно признался он,— потому и не хочу, чтобы старик покинул меня до срока! А за него ты не беспокойся — он не перетрудится!— усмехнулся король и тут же спохватился:— Ну, здравствуй!

Они крепко обнялись и долго хлопали друг друга по спинам, отчего зал наполнился странными звуками, словно кто-то попеременно то принимался выбивать вывешенный во дворе матрац, то ударял в надтреснувшую кастрюлю. Причем, когда король похлопывал Троцеро, над головой последнего поднималось небольшое туманное облако, испускаемое накидкой и тем, что находилось под панцирем. После каждого хлопка облако становилось все гуще, но ни один из двоих, казалось, не замечал этого.

— Ты чего это в панцире во дворец приперся?— поинтересовался, наконец, король, отстранил от себя друга, чтобы получше его рассмотреть, и едва удержался, чтобы не чихнуть.

— Так я ж к тебе прямо из седла!— усмехнулся тот, наблюдая за лицом короля.

— То-то я смотрю, ты весь в пыли!— На этот раз Конан не удержался и несколько раз подряд чихнул.— Moг бы и почиститься немного.

Троцеро открыл, было, рот, но ответить ничего не успел.

— Что тут у вас за грохот?— раздался нежный голосок.

Они и не заметили, как в зал тихо вошла Зенобия и остановилась на пороге, с улыбкой глядя на двух друзей и пыльное облако над их головами. При звуке ее нежного голоса оба резко обернулись, и Троцеро, грохоча доспехами, пал на колени.

— О, моя королева!— Он поймал ее руку и восторженно припал к ней губами.— Ты стала еще прекрасней! Твой муж — счастливейший из смертных! Если и существует на свете совершенная женщина, то имя этой избранницы богов — Зенобия!

Королева рассмеялась. Она не была кокеткой, но какой женщине не приятна лесть? Особенно, когда она правдива!

— Скажи об этом моему мужу, граф! Пусть он знает!

Однако говорить ничего не пришлось: взгляд киммерийца и без того светился восторгом, пожалуй не меньшим, чем у его друга. Конан подошел к жене и обнял ее за плечи.

— Наконец-то после стольких лет обещаний он не обманул меня!— заговорил король совсем о другом.

— Я?!

Лицо Троцеро вытянулось от удивления. Он вскочил и горячо заговорил, обращаясь к королеве:

— Да сколько раз я предлагал!..

— Ладно!— добродушно отмахнулся киммериец.— Хватит оправдываться. На этот раз все получится. Вот увидишь.

— Что это такое вы затеяли, мальчики? — поинтересовалась Зенобия, переводя насмешливый взгляд с мужа на Троцеро.

— Мы едем в Пуантен!— решительно заявил король.

— В Пуантен?!— Словно маленькая девочка, не в силах сдержать радости, королева всплеснула руками и тихонько подпрыгнула, но тут же устыдилась своего порыва и уткнулась в грудь Конана.

Двое гвардейцев, стоявших на часах, переглянулись, но мгновенно согнали улыбки с лиц.

— Наконец-то я угощу тебя настоящим пенистым молодым вином,— с улыбкой молвил граф,— а не той ослиной мочой, что привозят торгаши в Тарантию!— закончил он и тут же испуганно хлопнул себя по губам.— Прошу прощения, моя королева!

Он вновь с грохотом пал на колени, но королева лишь рассмеялась.

— Не стоит извиненяться, граф.— Она покачала головой и с улыбкой покосилась на мужа.— Право, не стоит. Король порой позволяет себе на заседаниях Совета и не такое!..

Она не договорила, что именно позволяет себе король, и звонко поцеловала мужа в щеку, а он в ответ лишь сильнее прижал ее к себе и, подыгрывая жене, коротко заметил.

— Ничего не поделаешь, дорогая, король-то у нас варвар!— Он подмигнул все еще стоявшему на коленях другу.— Встал бы с колен. Не к лицу тебе, пуантенскому графу, пыль с пола собирать.

Троцеро, улыбаясь, поднялся, Зенобия звонко рассмеялась, но вдруг осеклась.

— А как же Конн?

Она умоляюще посмотрела на мужа.

— Возьмем его с собой!— без лишних раздумий ответил король.— Парню будет полезно проветриться.

— А как же пикты?— растерянно поинтересовался молчавший до сих пор Паллантид.

Все это время, ничем не напоминая о своем присутствии, он стоял в дверях, смотрел на короля с королевой и графа, но теперь решился заговорить. Все утро они провели за картами и последними донесениями, так и не выработав разумного плана действий. Каждый из двоих понимал, что пикты сознательно напрашиваются на стычку, но оба старались избежать ее, хотя и понимали уже, что вряд ли это удастся.

— К Нергалу пиктов!— как всегда, лаконично выразил свою точку зрения король.— Возьмешь два легиона, усилишь их тяжелой кавалерией, боссонскими лучниками, встанешь лагерем на границе и пригласишь вождей на переговоры, но перед этим выкопай ров, поставь частокол, вообще постарайся расположиться поживописней. На столкновение не провоцируй. Скажешь старейшинам, что король устал от крови, и не желает войны, но, если они не согласны с его мирными условиями, он готов двинуть легионы к морю, и тогда им останется только сесть в лодки и возвратиться туда, откуда некогда приплыли их предки.

Военачальник удивленно захлопал глазами: это было то, что каждый из них считал единственно возможным выходом из создавшейся ситуации, но до сих пор не решался произнести вслух.

— Ты это говоришь серьезно?— спросил он, еще не веря, что король не шутит.

— А я что, похож на глупого шутника?— Конан рубанул воздух ладонью.— Хватит дипломатии! Всякому терпению есть предел!

Когда Троцеро перед сном вышел на балкон освежиться, взгляду его открылась необыкновенная картина. За раскладным походным столиком во дворе перед казармами Черных Драконов расположились Дрю и Дак. Посреди стола на огромном овальном блюде покоился внушительных размеров наполовину уже съеденный поросенок. Перед каждым из друзей стояло по кубку, вмещавшему едва ли не четверть ведра. Рядом из столешницы торчали воткнутые ножи, которыми сотоварищи время от времени отрезали куски мяса и отправляли себе в рот, запивая их изрядными глотками молодого пуантенского, которое граф не мог не узнать по тонкому, непередаваемому аромату. Причем страдающий одышкой царедворец ни в чем не уступал бравому десятнику. Оба шумно славили короля, по ходу дела обмениваясь замечаниями по поводу его многочисленных и неоспоримых достоинств, и, судя по всему, диалог этот длился с того самого времени, как злосчастный Дрю покинул дворец — десяток объемистых, успевших опустеть бутылей валялось рядом. Последняя, еще содержавшая в себе вожделенную жидкость, нашла себе временное пристанище рядом с поросенком. «Впрочем,— поспешил успокоить себя Троцеро,— вполне возможно, что совместному возлиянию предшествовала-таки не слишком утомительная дрессировка.