Морис Делез - Слуги паука 2. Пленники паука

— Как какое? — Толстяк поставил на стол кубок, из которого только что собирался пить, и бросил обглоданную кость в стоявший в углу горшок с завидной точностью.

Лисенок недовольно поморщился, ибо горшок, по его мнению, предназначался исключительно для сливовых, а вовсе не бараньих косточек, но промолчал, памятуя еще об одной затрещине, полученной от Конана в подкрепление простой мысли: все, что делают взрослые, правильно и, следовательно, подлежит не критике, а подражанию.

— Как это какое? — повторил свой вопрос Тушка и недоуменно посмотрел на приятеля.— Он ведь, пожалуй, не уступает тебе в силе?

— Пусть не уступает,— равнодушно отозвался киммериец.

Заинтересовавшись и мгновенно позабыв о горшке, Лисенок оторвался от слив и удивленно посмотрел на Тушку.

— Да и ростом он будет повыше тебя,— тем временем продолжал гигант.

— Пожалуй,— задумчиво согласился северянин.

Глаза Лисенка округлились от удивления: ему и в голову не приходило, что кто-то может не то, что превзойти, просто сравняться с Шадизарским Львом!

— А в плечах шире,— разбил иллюзию восторженного мальчугана Тушка.

— И руки у него длиннее, а ноги короче,— примирительно добавил Конан, и удивление в детских глазах сделалось безграничным.— Ты прав,— закончил северянин.— Не понимаю я лишь одного: почему это должно меня заботить?

При этих словах Конана лицо мальчишки вытянулось, рот открылся, а слива выкатилась и упала на пол.

— Вот! — Тушка ткнул в него пальцем.— Мальчик правильно все понял, хотя он еще мал и глуп!

Мальчишка поспешно захлопнул рот, звонко щелкнув челюстями, и возмущенно посмотрел на толстяка, досадуя на себя за невыдержанность. Конан окинул Лисенка быстрым взглядом, проглотил прожеванный кусок и усмехнулся.

— А ты ждал, что у меня изо рта вывалится кусок баранины, а потом я откушу себе язык?

Он пренебрежительно хмыкнул, чем заставил мальчишку покраснеть, и запил съеденное изрядным глотком из кубка, который тут же опустел. Киммериец повертел его в руках, словно удивляясь про себя, как напиток мог кончиться так быстро.

— Хозяин! — оглушительно зарычал он.— Принесет нам кто-нибудь сегодня вина или нет?!

— Несу, несу!

Из двери в углу зала, за которой, Конан знал, находилась лестница, ведущая в погреб, мгновенно появился жирный кабатчик с запотевшим кувшином в руке. Таких гостей, как Конан и его друзья, он всегда старался обслужить сам.

— А ну-ка, присядь.

Конан указал рукой на скамью, и Абулетес покорно сел, не выразив ни малейшего неудовольствия, потому что знал: с молодым варваром лучше не спорить. Впрочем, причина была не только в этом: дружба с киммерийцем и его друзьями приносила ему немалую выгоду. Вся компания столовалась у него, а эти люди знали толк и в еде, и в хорошей выпивке, не говоря уже о том, что никогда не скупились при оплате, будь то еда или свежие сплетни.

— Так что ты говорил о Маргабе? — Конан пристально посмотрел в хитрые глазки кабатчика.

— Ничего, господин. Ничего, кроме того, что он появился в Шадизаре,— ответил Абулетес, и глаза его привычно забегали по сторонам, словно ему было что скрывать.

— Не играй со мной, старый плут.— Конан демонстративно оперся о столешницу тяжелым кулаком.— Говори, что знаешь!

— Как можно, достойнейший! — Кабатчик изобразил на лице обиду.— Старый Абулетес сказал все, что знает!

— И тебе нечего добавить? — Киммериец продолжал буравить его тяжелым взглядом.

— Старый Абулетес сказал все, что знает,— повторил тот и нервно облизнул губы,— но может сказать еще о том, что слышал.

Он вопросительно посмотрел на Конана, ища в его взгляде ответа на свой вопрос.

— Говори! — Глаза киммерийца полыхнули холодным синим пламенем.

— Могу ли я в рассказе коснуться некоторых,— он закатил глаза и пошевелил толстыми губами,— щекотливых моментов?

— Можешь,— милостиво разрешил Конан,— можешь говорить о чем угодно.— И закончил зловещим шепотом:— Но учти, терпенье мое истощается.

— Я все понял, о могучий Шадизарский Лев,— при этих словах Лисенок прыснул в кулак,— и начинаю.— Он еще раз вздохнул и помялся.— Знакомо ли тебе имя Мелия?— Тушка укоризненно покачал головой, словно у него на глазах толстяк-кабатчик затеял дурацкую игру с кисточкой на хвосте могучего Шадизарского Льва. Конан скрипнул зубами, маленький паршивец еще раз сдавленно прыснул, но тотчас затих под строгим взглядом киммерийца, а Абулетес как ни в чем не бывало продолжил: — Вижу, что знакомо. Вероятно, знакомо тебе также и то, что отец ее, почтеннейший Тефилус, дом коего ты почтил год назад своим посещением, занимает пост Главного Королевского Дознавателя при дворе в Аренджуне?

Конан грозно посмотрел на кабатчика, демонстративно поигрывая рукоятью кинжала.

— Кром! А известно ли тебе, пес, что терпенья у меня осталась последняя капля?!

— И я ясно вижу, что капля эта вот-вот готова иссякнуть,— спокойно добавил Тушка и вонзил зубы в новую порцию жаркого.

Абулетес разочарованно вздохнул: вновь, в который уже раз, торопясь вытянуть из него то немногое, что он знал, ему не дали насладиться стройным рассказом — но, памятуя о том, что жизнь дороже, предпочел не искушать судьбу.

— Так вот, Тефилус этот объявил в Аренджуне награду за твою голову, так что, вполне возможно, Маргаб появился здесь неспроста.

Абулетес значительно посмотрел на Конана и замолчал, представляя северянину возможность самому делать выводы из сказанного. Как видно, слова его оказали нужное действие, потому что некоторое время молодой варвар молчал, потом посмотрел на старого кабатчика и коротко спросил:

— Велика ли награда?

— Десять тысяч золотых, несравненный! — восторженно воскликнул он.

— Негусто,— хмыкнул Конан.

— Так ведь туранских золотых! Это большие деньги,— возразил Абулетес,— на это золото можно купить стадо в полсотни верблюдов!

И, дабы подчеркнуть значительность сказанного, кабатчик поднял вверх указательный палец. Однако результат оказался вовсе не таким, на который он рассчитывал. Конан сгреб его за грудки, и кабатчик почувствовал, что ноги его оторвались от пола, а лицо неожиданно оказалось на одном уровне с лицом варвара, которому коротышка-толстяк доставал лишь до плеча.

— Да как ты посмел, осёл облезлый, сравнить меня с верблюдом!

— Так ведь целое стадо!..— просипел полузадавленный кабатчик, не понимая, что так разозлило киммерийца.

Лицо Конана налилось краской гнева.

— Задавлю!

Тушка, усмехнувшись, скользнул мимолетным взглядом по зашедшемуся звонким смехом Лисенку и насилу придал лицу серьезное выражение.

— Пощади его, несравненный. Наш почтенный хозяин всего лишь хотел сказать тебе приятное.