Грегори Арчер - Конан и алтарь победы

Северянин стал частым гостем в «Пьяном вепре», быстро сошелся с местной публикой. Вскоре все узнали, что он зарабатывает на жизнь воровством, но здесь это, разумеется, никого не удивило и, тем более, не возмутило. И Луару тоже.

Каждый вечер Луара ждала северянина, выбегала на каждое позвякивание колокольчика, а когда варвар появлялся, старалась быть поближе к нему и всякий раз придумывала повод, чтобы подсесть за его стол. А когда киммериец уходил с какой-нибудь жрицей продажной любви (что случалось нередко), Луару мучила смертельная ревность, она не могла сдержать слезы и придумывала для ненавистной «соперницы» изощренные пытки. Конан — именно так звали варвара — похоже, не видел в Луаре женщину. Он относился к ней, как к милой, веселой дочери трактирщика, но не более. И это бесило девушку.

Луара подвела старика Аграмона как раз к тому столу, за которым сидели Конан и двое его собутыльников — Лион, конокрад и весельчак, и незнакомый ей человек, одетый, как обычно наряжаются странствующие маги, во все черное. Старик и Луара сели с краю.

— Здорово, Аграмон,— узнал старца Лион.— А я думал, ты уже на небесах, морочишь богам голову сказками про похождения, о которых они и сами не помнят.

Конан и незнакомец рассмеялись.

— Тебе, Лион, не дожить до моих лет,— ответил Аграмон, отламывая кусок от протянутой киммерийцем хлебной лепешки и принимая глиняный стакан с вином.— Когда-нибудь ты подшутишь не над безобидным стариком, а над тем, кто не прощает насмешек.

— Нет, на небеса мне еще рано: есть у меня одно незавершенное дельце… Вот Конан говорит, что не умрет, пока не станет королем, а я говорю, что не помру, пока не уведу вороного иноходца из конюшни коринфского шаха Аль-Рияда. Я как-то видел их на прогулке — ну, коня и шаха. Что за конь! Песня, а не конь! Украду, а там хоть в ад!

— А говорят,— вступил в разговор Конан,— у этого шаха и гарем не хуже конюшни. Вот куда бы пробраться как-нибудь ночью…

Луара закусила губу. Потом решительно вмешалась в разговор:

— Я хочу послушать Аграмона. Расскажи что-нибудь!

Но сказителя опередил человек в черном:

— Знаю, что он расскажет. Нынче все эти говоруны болтают только об одном. О Гиль-Дорад. Словно помешались все!

— Не обижай старика, незнакомец,— резко оборвала гостя Луара.

— Я не обижаюсь,— возразил Аграмон.— И, если хотите, расскажу о Гиль-Дорад.

Ты что, был там, откуда еще никто не возвращался? — презрительно фыркнул незнакомец.

— И да, и нет.

— Что за чушь!.. Впрочем, я забыл, что морочить голову людям — ваше ремесло.

— Да и твое тоже, Бел тебя побери. Ты такой же маг, как я — король Аквилонский,— заметил Конан, и все рассмеялись.

Маг лишь махнул рукой.

— Ладно, согласен, все мы хороши. Валяй, старик, плети свою паутину. Объясни нам, как отыскать эту твою Гиль-Дорад.

Слухи о Гиль-Дорад поползли по городам и странам года два назад. Как и прочие новости и сплетни, их успешно разносили по миру странники всех мастей. Неизменным успехом пользовались рассказы о стране, где царят покой и блаженство, где люди ведут жизнь подобно богам, не нуждаясь ни в чем, предаваясь лишь удовольствиям, коим несть числа, и не зная ни войн, ни болезней, ни грабежей, ни убийств. Называлось и точное местоположение этой страны, причем расхождений в указаниях не было. Гиль-Дорад, дескать, лежит там-то и там-то. И это вселяло веру. Появлялись люди, рискнувшие идти в те края, на поиски волшебной страны.

Они уходили, и никто из них не вернулся. И люди верили, что ушедшие нашли Гиль-Дорад, обрели счастье, о котором мечтали. А кто же оставит обретенную мечту ради этого злого, кровавого, полного слез и болезней мира? Все больше и больше становилось тех, кто отправлялся на поиски земного рая. Паломники кочевали из страны в страну, из города в город, собирая всех желающих идти с ними в Гиль-Дорад. Желающих было хоть отбавляй — они устремлялись на восток, туда, где им предстояло обрести покой и блаженство… Больше их никто не видел. А во всех уголках обитаемого мира, на всех языках и наречиях продолжали взахлеб рассказывать о Гиль-Дорад.

И вот зазвучал голос, заставивший утихнуть трактирный гомон. И вслушиваться, и сопереживать…

— Я вижу то, чего никогда не увидят другие. Я слышу то, что никогда не услышат другие. Но я стар и немощен. Я не могу дойти до этой страны ногами, зато я могу дойти до нее в своей душе. И, как путник зовет товарищей в дорогу, я зову вас с собой. Чем сильнее страдал от жажды, тем живительнее покажется вода. Чем длиннее путь, тем отраднее отдых. Самую большую награду можно получить, лишь преодолев самые невообразимые опасности. И войти в самый счастливый край этого мира можно лишь пройдя через самый жуткий край, который только может представить себе человек, край, пропитанный смертью. Однако награда будет велика, самая большая награда, дарованная людям богами.

Я отправляюсь в путь. Я знаю, что он невыносимо долог. Я предчувствую, что меня поджидает Зло. Но я иду в его владения. Мой дух недоступен ему.

Мой дух проносится над безводными пустынями, где под палящими лучами солнца плавится даже песок… сквозь ядовитые туманы болот, где нет ни кочек, ни тропок… над водами бездонных морей. Мой дух несется сквозь горы, уходящие в облака отвесными стенами, сквозь леса, не пропускающие внутрь себя ни лучика света. И я знаю, везде — в болотной жиже и в зыбучих песках, на горных кручах, в морях и в лесах дремучих — везде затаилось Зло. Оно многолико: кровожадные твари, не знающие жалости демоны, черные маги, алчущие человеческих жертв для своих гнусных богов, и еще многое и многое, что невозможно выразить словами.

Но бесплотный дух мой неподвластен Злу, и я несусь дальше, не желая более вглядываться в месиво черных сил подо мною, ибо от одного вида их в тебя вселяется страх, и ты забываешь, что неуязвим…

Я вырываюсь из мрака. Я попадаю в свет. Передо мною лежит Гиль-Дорад. Я вижу людей, купающихся в счастье. Рот, кто стремился быть богатым, нашел здесь несметные сокровища. Тот, кто хотел властвовать, получил власть. Тот, кто мечтал о бесконечных любовных утехах, обрел их. Больные излечились, голодные насытились. Женщины рожают здоровых детей, а их мужьям незачем убивать друг друга.

Я вижу зеленые сады, окружающие прекрасные строения, подобные дворцам. Я слышу пение сладкоголосых птиц и беззаботный смех. Я хочу остаться здесь, но не могу. Я должен возвращаться. Я лечу назад.

Еще долго тишина царила в мрачных стенах «Пьяного вепря».

— Умеешь, старик, умеешь,— первым нарушил благоговейное молчание незнакомец в черном.— Скольким же бедолагам ты так задурил голову, что они спятили и кинулись на поиски несуществующей страны? И где они ныне? Чую, их черепа уже побелели на кольях в какой-нибудь дикарской деревне…